Мне было жаль эту женщину и, ненавидя в душе развеселых, мочившихся на нее подонков, я подумал, что, скорее всего, когда-то ее бросил любимый человек — вот она и спилась, тоскуя и не решаясь наложить на себя руки.

Емеля и К° отправились лопать свое пиво дальше, и анаши у них был целый спичечный коробок, и целая пачка папирос «Беломорканал» была, и все они здорово удивились, когда я на их приглашение присоединиться ответил решительным отказом.

— Прикидываете, пацаны, — громко икая, сказал Емеля. — Роберт — ненормальный. Чокнутый! У нас дури целый «корабль», а ему плевать на это. Точно ненормальный!

— Мне кажется, это вам всем давно пора в психушку, — буркнул я и пошагал в темноту, подальше от мерзкого запаха мочи и всей этой компании приколистов, переплюнувших своими дурацкими приколами и Стоянова, и Олейникова из передачи «Городок».

4

Шагая в одиночестве мимо домов, иногда под тусклым светом фонарей, иногда в полнейшей темноте, задевая ногами валявшийся на тротуаре мусор и огрызаясь на дерзких бездомных собак, с завистью поглядывая на светящиеся окна, за которыми прятались счастливые и пока еще влюбленные друг в друга люди, я принялся придумывать для Роберта Дезертиро, то есть для самого себя, новые способы суицида.

Способы тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый, так же, как и двенадцатый, были связаны с ванной: в первом случае Роберт наполнял ванну кислотой, ложился в нее и, слушая Джорджа Майкла или Б. Моисеева, ждал, когда его тело полностью растворится; во втором Роберт, сидя в ванне, превращался в лед в огромном холодильнике вместе с водой; в третьем — был живьем похоронен в своей ванне гигантскими пауками.

Способ шестнадцатый был навеян недавними дурацкими приколами Коли. Роберт Дезертиро собственноручно заклеивал «Моментом» все отверстия своего похотливого тела и быстро уходил в мир иной.

Способ семнадцатый. Роберт Дезертиро не ест и не пьет, лишь онанирует, глядя на белье своей возлюбленной, и, теряя силы после каждого ядоизвержения, постепенно приближается к воротам Царства Мертвых.

Способ восемнадцатый. Роберт Дезертиро прыгает с небоскреба, этажа приблизительно с сотого (конечно же, не в своем родном городе, где выше тринадцатиэтажки разве что местная телевышка), и летит вниз, бешено онанируя, чтобы успеть перед смертью кончить. Он ударяется об асфальт, мозги, кровь и сперма одновременно брызгают в разные стороны.

Буквально на каждом шагу мне встречались граждане навеселе — некоторые шатались из стороны в сторону с неизменной бутылкой «Толстяка» в руках, иные храпели на лавках под луной. Где-то пели под гитару старую песню из репертуара «Синей птицы», кажется, она называется «Там где клен шумит…», а у забора детского сада «Сказка» я увидел драку. Несколько парней остервенело колошматили друг друга, а пьяная девица бегала вокруг них, словно рефери, и орала:

— Брэк, суки! Брэк!..

Я подошел к дерущимся с твердым намерением быть жестоко избитым или получить коварный удар ножом в область сердца. Р-раз! — и кровь быстро покидает твой организм, а ты, наблюдая, как она быстро растекается по асфальту, сожалеешь, что не попрощался с пауком, и радуешься, что скоро умрешь. Чему еще можно радоваться, когда любимая бросила тебя и ты никому, совсем-совсем никому не нужен?..

— Эй, мертвецы! — сказал я, подходя к забиякам так близко, что кулаки и ноги, мелькая в воздухе, едва не задевали меня. — Что вам не лежится в своих трухлявых гробах?

Представляете картину? Все эти драчуны застыли на месте как вкопанные и уставились на меня, словно я сам был полуразложившимся мертвецом.

— Что вам не сидится дома с вашими женами? — продолжал я, входя в центр толпы. — У вас что — синдром кретинизма на почве буйного помешательства? Далось вам это пиво! Идите домой и не будьте лицемерами — вылизывайте женам их нежные влагалища и пейте выделения с таким наслаждением, словно это ваше любимое пиво «Толстяк»! Разве лопать это «антизапористое» пиво приятнее, чем лизать женский зад? Наслаждайтесь жизнью, придурки, и любите друг друга, потому что впереди у вас — Вечность. А когда все это надоест вам и когда любимая женщина бросит вас, обращайтесь к Роберту Дезертиро, и он бесплатно научит вас восемнадцати способам суицида.

Честно говоря, я ждал, что меня ударят после первых же слов, но, к удивлению, чем дольше я нес свою чепуху, тем дальше отступали от меня молчаливые, как покойники, парни. Я расхаживал среди них важно, словно петух среди кур, и продолжал разглагольствовать:

— Способ номер один. Любой желающий может продемонстрировать его на глазах своей возлюбленной, которая бросила его и которой на него плевать. Для этого вы демонстративно влезаете на столб и двумя руками хватаетесь за электрические провода. Пусть она смотрит, как ваш обугленный и скрюченный труп болтается под луной. Может быть, она всплакнет. Да, может быть, всплакнет и пожалеет вас, но воскресни вы вдруг, и думаете, она вернется? Хрен вот! Ни за что и никогда! Что вам остается в таком случае делать? Совершить способ номер два…

Парни почему-то стали расходиться, никто не ударил меня ни кулаком, ни ножом в область сердца; под конец молча ушла пьяная девица-рефери, и я остался один. Наверное, они приняли меня за одного из тех придурков, кто в белых одеждах ходит с лысой, как у меня башкой, и проповедует хари-кришну, хари-раму. Скорее я предпочел бы проповедовать «Камасутру», чем эту дурацкую харю-раму.

Я громко расхохотался под луной, а затем отправился дальше.

5

На улице было свежо, но не холодно, а меня от тоски и одиночества продолжало трясти, словно в лихорадке. Очевидно, так чувствует себя слепой щенок, которого оставила мать и который, ища ее, скулит и натыкается на стены и пустоту. Так же и мне, как несчастному щенку, хотелось сейчас прижаться к моей любимой, моей дорогой и моей хорошей, только к ней одной. Как это было бы здорово — положить голову ей на колени и, вдыхая с наслаждением аромат ее духов и теплоту тела, думать о том, что потом мы пойдем домой, разденемся, ляжем на разложенную тахту и всю ночь будем любить друг друга без лицемерия, словно обезьянки породы бонобо, а под утро, обнявшись, заснем, перепачканные моим ядом и ее выделениями. Сквозь сон я буду крепче сжимать ее в своих объятиях, а она будет отвечать мне тем же, и ее голова и распущенные волосы будут у меня на груди, и я, зная, что она рядом, буду счастливо улыбаться, показывая темноте свои клыки…

Обойдя детский сад «Сказка», я вышел к небольшой сцене, похожей на дешевый остановочный павильон, и двум рядам деревянных скамеек перед ней. В 1996 году на этой сцене нашли молодого парня, умершего от передозировки, и даже шприц торчал у него в вене, а еще раньше здесь частенько выступала местная самодеятельность. По праздникам привозили целый автобус артистов, и они, переодевшись в национальные костюмы, развлекали нас мордовскими танцами, а потом худенький усатый паренек исполнял песни из репертуара Муромова и Леонтьева. Особенно здорово у него получалась древняя песня «Яблоки на снегу», и всем нравилось, как он задушевно ее исполняет, и ему самому, наверное, нравилось, пареньку этому усатому, и он, наверное, мечтал, что когда-нибудь станет настоящей звездой эстрады.