Добрыня так вцепился в обрез, как будто от этого зависела его жизнь. Я наконец позволила ему завладеть оружием. И когда обе руки у моего противника оказались заняты, я выхватила нож из висевших у него на ремне ножен и одним движением вогнала его под подбородок бандита. Выхватила обрез из обмякших рук – он был не заряжен, но зато его можно было использовать как дубину… и тут мне в основание черепа ткнулся ствол моего собственного «Глока».

– Замри. Хватит уже.

Я застыла. Эх, мне не хватило всего нескольких секунд. Недооценила я выучку людей Козыря. Видимо, он как следует натаскивал свою банду.

– Слезай с него, – приказал мне третий. – Ты свое дело сделала.

Я медленно поднялась на ноги.

– Брось ствол, – пробасил Монгол. В отличие от многих известных мне кретинов могучего сложения, этот обладал завидным благоразумием. Он держался от меня на порядочном расстоянии. Третий держал меня под прицелом, и было видно, что он не промахнется, если что. Я отбросила обрез в угол.

– Откуда ты такая выискалась, – сплюнул в сторону третий.

– Все бабы такие, – философски заметил Монгол. Кивнул в сторону Зои – Муромцева сидела на диване с открытым ртом, из которого стекала темная кровь. – Эта не лучше, но им обеим далеко до моей бывшей.

– Слушайте, забудьте про эти проклятые бриллианты! – сказала я. – Все равно вы не сможете легально существовать, особенно после того, что вы тут устроили.

Я покосилась на Муромцеву, застывшую на диване. Крови было столько, что она стекала на пол и уже подбиралась к нашим ногам.

– Уходите. Оставьте в покое старуху с попугаем, и я обещаю, что не стану вас преследовать.

– Слышь, Монгол, она нам еще угрожает! – развеселился третий.

– Кончай ее и поехали уже, – предложил Монгол.

Так, значит, именно тебя я возьму в заложники. Твоим громадным телом удобно прикрываться от выстрелов, а если твой кореш не слишком ценит твою жизнь, ты получишь пулю, и одной проблемой у меня станет меньше. Я переступила, как будто не хотела наступать в кровавую лужу, и оказалась на шаг ближе к Монголу. Сейчас…

Но это не понадобилось. Дверь распахнулась. На пороге стоял Коля Муромцев. В руке он держал динамитную шашку и готовый к работе детонатор.

– Лежать, твари! – заорал рыбак и браконьер.

Третий вскинул пистолет, но выстрелить не успел.

Полыхнуло так, что никто не устоял на ногах. Я была ближе всех к двери, поэтому меня оглушило и отбросило. Когда я пришла в себя, ни Монгола, ни третьего в комнате не было. Отсутствовал также приличный кусок стены.

Николай стоял воле дивана, с тоской глядя на застреленную жену.

Я потрясла головой, подождала, пока слух и зрение восстановятся окончательно, медленно поднялась с пола и подошла к Муромцеву.

– Мне жаль, Николай, – сказала я, подавив в себе желание положить руку мужику на плечо.

– Да мне тоже жаль, – отозвался Муромцев. – Хозяйственная была баба. Только много чересчур власти хотела. Всегда ей было мало того, что у ней есть, – философски заметил мужчина. – Вечно большего желала. Как в сказке – помнишь, в школе читали? Про рыбака и рыбку.

Да, ничего себе эпитафия любимой супруге.

– Я всегда знал, что она плохо кончит, – с удовольствием произнес Муромцев. – Стукачи своей смертью не помирают.

– Так, ладно, хватит, – оборвала я Николая. – Где они?

– Уехали. Их отдачей сильно зашибло, – довольно ухмыльнулся браконьер. – И чего теперь делать?

– Ты вызывай вашего участкового. А я… Альберт! – я бросилась вон из дома.

Художника я нашла там, где мы его оставили. Он сидел на полу клетки Аркаши и выглядел не слишком браво. При виде моего Дюрера я ощутила прилив чистой злости. И это мужчина?! Да, я все понимаю – посттравматический шок и прочее… но мог бы хотя бы попытаться выбраться из вольера, а? А он сидит на дне грязной клетки и беспомощно хлопает длинными ресницами! Нет, между нами точно все кончено. Вот только завершим некоторые дела – и прощай, мой Дюрер!

При виде меня учитель просиял и воскликнул:

– Женя, ты жива! А я слышал взрыв и не знал, что и думать!

– Мамочка! Ор-р-решки! – заорал Аркаша. Попугай выглядел очень возбужденным. Он бегал по жердочке, интенсивно раскачивался и периодически повисал вверх ногами, поглядывая хитрым оранжевым глазом.

Ключ от клетки бандиты унесли с собой, поэтому я взяла ломик и принялась сбивать замок с дверцы.

– Думал, нас прикончили? – деловито спросила я, орудуя ломиком.

Альберт поднялся – медленно, точно старик, подошел вплотную к сетке и ухватился за нее.

– Что ты, Женя! Я никогда не верил, что тебя можно убить.

Я в изумлении уставилась на возлюбленного:

– Это еще что? По-твоему, меня можно уничтожить только осиновым колом в сердце?

Художник улыбнулся, и я на минуту увидела прежнего Дюрера – того, кто казался мне самым умным, самым красивым, самым обаятельным из всех людей.

Альберт приблизил лицо к самой сетке и едва слышно произнес:

– Я узнал, где клад.

Я опустила лом и уставилась на художника.

– И давно ты знаешь? – наконец спросила я.

– Приблизительно десять минут, – очень серьезно произнес Альберт.

Я внимательно смотрела на Дурова. Нет, я не думала, что он шутит. Слишком уж неподходящий момент для розыгрышей.

– И кто тебе сказал?

– Он, конечно! – учитель указал на Аркашу, который как раз совершал очередной акробатический трюк на жердочке. Заметив, что я на него смотрю, попугай приосанился, развернул крылья во весь метровый охват и заорал:

– Фор-р-ртуна!

Я бросила быстрый взгляд через плечо. Коля возился возле сундука – там, под старым брезентом, у него хранились динамитные шашки, сети и прочая браконьерская снасть.

– Как тебе удалось? – я все еще не могла поверить.

– Подобрал ключик. Нашел нужные слова. Скорее выпусти меня отсюда! Куда подевались бандиты? Я слышал, как отъехала машина…

Сбив замок, я шагнула в клетку. Первым порывом было обнять моего Дюрера, но потом я решила этого не делать. Во-первых, слишком много непонятного в этой истории, а во-вторых, он такой грязный!

Спохватившись, художник пробормотал:

– Мне надо переодеться. И умыться. Причем немедленно. Прости, Женя, я, наверно, выгляжу на редкость отталкивающе…

– Мне плевать, – отрезала я. – В первый раз, когда я тебя увидела, ты вообще был в трусах. В смысле, в плавках. И синий от холода.

Дуров опустил голову, спутанные волосы упали на лицо с преувеличенно правильными чертами – результат блестящей работы столичного пластического хирурга.