Разворачиваю её спиной и припечатываю к простыне между лопаток. Ну, как припечатываю: прижимаю нежно, как нашкодившего котёнка. И она шипит и вырывается, подставляя мне свою упругую попку. Подхватываю её снизу. Скольжу рукой по кругленькому животу. «Держись, малыш! Обещаю, твоей маме понравится!» И не жду, когда она попросит. Она и так уже выгибается под моими пальцами так, что я едва дышу от нетерпения.

- А так?

Моему локомотиву не нужно разрешение для входа в этот тоннель. И хоть это и тупик, но это самый сладкий тупик на свете.

- Сволочная сволочь, - стонет моя жена и подаётся сама. - Ненавижу твою скрытность.

- Да, моя девочка! - Неужели я ещё могу говорить? «Ненавижу» у неё всегда выходит круче, чем «люблю». И она отдаётся всей своей ненавистью с такой страстью, что я уже не слышу, что там она ещё ненавидит, я уже закатываю глаза и чувствую только одно: как ходит в ней мой кожаный поршень, а она выжимает последние судороги, сжимая его волшебными спазмами.

- Боже, беременность - это такое счастье, - прижимаюсь к её влажной спине. - Хочу, чтобы ты вечно ходила беременная.

- Дурак, - смеётся она. - Подожди, когда это будет полноценных девять месяцев. Посмотрю, что ты тогда запоёшь.

- Я буду звать тебя дирижабликом. И приносить в зубах вкусности. Потому что ходить тебе будет трудно. И ты всё время будешь хотеть есть.

- Кто тебе наговорил таких глупостей? - смеётся она, уткнувшись лицом в постель. - Скажи лучше, как ты хочешь отметить свой день рождения.

- О, боже! - она не видит, но я морщусь так, словно укусил лимон. - Не напоминай. Ненавижу свой день рождения. Но раз уж ты спросила, - веду губами по выпирающим позвонкам. - Давай проведём его в постели, пока ты не превратилась в дирижаблик.

- Я серьёзно, Алекс, - разворачивается она. Её губы так близко, но, честное слово, говорить - это самое бесполезное, для чего они сейчас нужны.

- И я серьёзно, - скольжу по ним языком, но она ловит его и прикусывает. Чёрт!

- У тебя не получится уйти от разговора.

- Хорошо. Тогда не хочешь рассказать о моём отце? - подпираю рукой голову. - Ты же ждала, что я спрошу сам?

- Ну-у-у, - копирует она мою позу. И не смотрит в глаза. Гладит по плечу. Понимаю: старается беречь мои чувства. И, честно говоря, когда я узнал об отце, первым желанием было поехать и встретиться с ним, с этим Александром Тимофеевым, или просто посмотреть со стороны. Но я решил, что пока не готов. Слишком уж это неожиданно. И я не знаю, как ко всему этому относиться.

- Он мне чужой человек, не стесняйся. Как он тебе?

- Вы очень похожи, Алекс, - вздыхает Вика. - Но он такой суровый, строгий, замкнутый. Мне показался очень требовательным, даже жестоким. Жена при нём и слова не смела сказать. Чай остыл, пока он расспрашивал, чем я занимаюсь. И он её даже не попросил, зыркнул на чашку, и она тут же пошла менять.

- И что ты ему рассказала? Чем ты занимаешься? - щекочу Вику кончиком её же волос, чтобы убрать с её лица эту серьёзную хмурость, видимо, отражающую выражение лица моего отца.

- Женским бельём, конечно, - передёргивается она, покрывается мурашками и убирает мою руку. - Это был такой неловкий момент. Но у него было такое невозмутимое лицо, вот совсем как у тебя сейчас. Как у тебя всегда, когда ты так усиленно стараешься скрыть свои чувства.

- И что же я скрываю? - подвигаю её к себе, убираю волосы, чтобы прижаться губами к её коже. Она так волшебно пахнет. Но мой номер опять не проходит.

- Наверно, тебе обидно, что его не было рядом. Что он никогда не интересовался тобой. Не вспоминал твою мать. Не пытался вернуться, её найти.

- Он пытался, - усмехаюсь я. - Пытался дважды. Один раз мама как раз была в роддоме. И второй раз, через год, бабушка ей тоже не сказала, а сама даже не пустила его на порог.

- Почему? - теперь она льнёт сама.

- Я не знаю, может, пыталась уберечь её от лишних разочарований, - обнимаю её покрепче. - Но она жалела об этом всю свою жизнь.

- Я возьму это на себя, мой несокрушимый ранимый Айсберг. Твою встречу с отцом.

Моя добрая, смелая девочка. Зарываюсь лицом в её волосы. Моё сокровище. Самое главное, что у меня есть. Моё счастье, что не просто упрямо сопит со мной рядом, она где-то давно глубоко внутри меня. В самом сердце, пульсирует, бьётся, качает горячую кровь. Часть меня, неотделимая, лучшая, и теперь уже навсегда.

- Я сделаю это сам. Я...

- Нет, - не даёт она мне договорить. - Доверься профессионалам. Мы с Полиной уже всё придумали. Но обещаю, что я буду рядом.

- Ты обещала научить меня целоваться, - заглядываю я в её блестящие хитринками глаза.

- Ах, да! Ты же у меня совсем дикарь, Алекс Берг, - приподнимает она мою голову за подбородок. - Тогда слушай. Правило первое: на девушку не надо набрасываться, как на кусок мяса. Смотри, вот так, - нежно касается она моих губ.

- Вот так? - сгребаю я её в охапку и не даю ей больше говорить. Не позволяю вырываться, ловя губами каждое её учащающееся дыхание, лаская, погружая в чувственные глубины, в которых и сам уже тону.

- Почти, - жадно ловит она воздух. - А о чём мы говорили?

- Что я люблю тебя. Хочу тебя. Нуждаюсь в тебе. Что ты лучшее, что у меня есть. Мой мир. Моя жизнь. Моя задорная зайка. Мой боевой поросёночек.

- Чур, я сверху, - заваливает она меня на спину, распластывая на кровати. - А тебе завяжем глаза.

Ну вот и признавайся ей после этого в любви!

38. Виктория

- Полина, нет, я понятия не имею, что это за ресторан. Давай ты выберешь на свой вкус. Нет, никого лишнего. Однозначно. Славка с женой. Остальных ты знаешь. Да, мы рассчитываем сегодня же и вернуться.

Я мечусь по квартире, не зная, за что хвататься. Ухом я прижимаю к плечу телефон, в руках у меня сумка, в которую я пытаюсь засунуть купленные Ленке подарки. Где-то за спиной, в другой комнате, матерится в свой телефон Берг. Бубнит включённый телевизор. И по второй линии тоже кто-то пытается прорваться, чтобы что-то уточнить, узнать или спросить.

Этот дурдом продолжается несколько дней. Я и не думала, что эта беспокойная Белка развернёт такую бурную деятельность. По территории парка теперь нельзя ступить, чтобы не наткнуться на митингующих с транспарантами «Верните городу парк!» или не вступить в собачью кучу, или не нарваться на новостной телеканал, желающий взять эксклюзивное интервью исключительно для их программы.

- Включай, включай новости! - оглушает меня Нина боевым кличем, когда принимаю её настойчивый звонок. - Центральные! Первый!

И пока я ищу пульт, пока добавляю громкость, узнаю от неё, что это интервью с директором Департамента благоустройства города.

- Скажите, как вы можете прокомментировать действие муниципальных властей, закрывших спортивный клуб «Айсберг»? Ведь это по их милости парк погряз в нечистотах.