Я проходил по крытой галерее, соединяющей два верхних этажа в том крыле под куполом, когда до меня снизу, с расстояния в сотню метров, донеслись гулкие голоса. Один принадлежал отцу, ясный и четкий, но отнюдь не властный, а скорее неожиданно заискивающий.

Я осторожно посмотрел вниз, перевесившись через перила. Горячий разговор шел между моим отцом и другим строителем, они оба были без брони и явно не желали, чтобы кто-то слышал или записал их разговор. Местные системы поддержки были отключены, отчего полы и стены покрылись инеем.

Второй строитель был гораздо моложе отца, Предтеча первой формы, каким был бы и я, если бы мои мутации шли нормальным путем. Несмотря на молодость, строитель говорил уверенным, властным тоном.

Вот уж небывальщина, подумал я, такой молодой, а позволяет себе командовать моим отцом. Мне удавалось уловить чуть более половины их слов.

– Новые происшествия на дальних подступах… за последние три сотни лет потеряны двенадцать систем…

И:

– …остались следы испытательного стенда близ Чарум-Хаккора, и это спустя сорок три года… Децимация сан’шайуумов… Восстание на пустом месте…

…отсроченный суд… Обвинения в грубейших нарушениях принципов Мантии…

Не имел ли он в виду магистра строителей?

– …анцилла метарх-уровня приписана к испытательному стенду, отправленному на Чарум-Хаккор. И то и другое пропало после акции против сан’шайуумов… выразить недоверие руководству магистра строителей…

Потом – голос отца, громкий и четкий, в огромном пустом пространстве, принесенный ко мне восходящими воздушными потоками:

– Как они могли быть использованы подобным образом? С такой широкой настройкой и без мер предосторожности? Это противоречит всему, что замышляли и на что надеялись создатели, – не последняя ступень обороны, а жестокое наказание…

– Им это позволила сделать ваша наука, строитель. Оппозиционная фракция в Совете никогда не санкционировала такого использования, но это вторично по отношению к вине создания и активации.

Я подался назад, меня пробирала дрожь; и не только от холода. Я знал, о чем они говорят. Похоже, воины магистра строителей использовали Ореол, испытанный на Чарум-Хаккоре, чтобы закончить то, что они начали делать с сан’шайуумами. Я там был; я едва ушел из жестоких рук магистра строителей.

Но что случилось с Дидактом и людьми?

И куда делась анцилла метарх-уровня? Эти феноменальные искусственные интеллекты, гораздо более мощные, чем любые персональные или корабельные анциллы, управляли самыми сложными строительными проектами, и закон строго ограничивал их применение. Таких анцилл существовало менее пяти, и никогда не допускалось, чтобы ими пользовалось какое-либо лицо – только сам Совет. Вспыхнуло мое другое воспоминание со своей собственной болью и яростью.

Анцилла метарх-уровня… предназначенная для обороны… управляет Ореол!

– …был отозван для отчета. Кольца, все, кроме одного, были возвращены на парковочную звезду в сопровождении наемников. Я подал запрос на их уничтожение. А также на Зеро-Зеро…

Кроме одного. Миг кризиса приближается. Остались считаные дни. А может, и меньше.

И снова мудрость Дидакта, на сей раз холодная и краткая.

Здесь недолгая четкость звука пропала, и теперь я слышал только исходящие откуда-то из-под купола шумы, похожие на далекий шепот. Но в этом крыле нашего древнего дома находились только живые Предтечи. А слышал я, вероятно, воздушные потоки больших объемов. А вскоре начал падать снег, и реактивированная осветительная система купола, проявив интерес к потенциальной красоте внутренней погоды, начала высвечивать крутящиеся хлопья.

Здание оживало после своего временного ступора и показывало себя, как я подумал, моему отцу и его гостю, но, когда я снова посмотрел вниз, оба уже ушли.

Скажи ему.

Скажи ему сейчас. Ему необходимо знать.

С первой утренней зарей я спустился из своей башни на веранду. На членах моей семьи были только белые сорочки, а их броня отправилась на полировку и тщательную проверку. Стол был накрыт к первому завтраку: фрукты и орехи, что, с болью подумал я, было бы целиком и полностью одобрено Райзером. Хотя флорианец мог бы также принести и лакомства, нарушив душевный покой моей матери.

Мой отец стоял у ограждения, смотрел на наше дисковое море и огромные поля лилий. Когда-то он казался невероятно большим, грозным и холодным. Теперь выглядел просто уставшим, слишком изнуренным, чтобы даже присоединиться к разговору моей сестры и матери, что когда-то давало ему отвлечение от забот и отдых.

Сейчас.

Слова неожиданно пришли сами.

– Кажется, я ношу в себе послание, – сказал я, прежде чем успел себя одернуть. – Только я не знаю, кому оно адресовано.

Отец медленно повернулся и посмотрел на меня.

– Я этого ждал, – сказал он. – Слушаю.

– Ореол освободил нечто такое, что Предтечи и люди держали на Чарум-Хаккоре.

Отец положил руку на плечи матери, словно чтобы защитить ее, – я впервые видел их физический контакт без нательной брони. Мне этот жест показался как утешительным, так и тревожным.

– Я ничего не знаю об Ореоле на Чарум-Хаккоре, – сказал он.

– Сейчас не время лгать, отец.

Моя сестра вздрогнула, но и мать, и отец остались неподвижны, возможно потрясенные и ввергнутые в молчание моей грубостью.

– Твой гость из Совета сообщил тебе. В карантинной системе сан’шайуумов был Ореол, – сказал я. – Я его видел.

Отец убрал руку с плеч матери, развернулся и заявил:

– Мне нужна моя анцилла.

Появилась его броня. Отец нетерпеливо смотрел, как та вращается в ожидании его одобрения. Наконец отец оттолкнул ее, выпрямился и, преодолевая себя, сдавленным голосом сказал:

– Я сделал все, что мог, чтобы защитить тебя. Но они… это забрало тебя из семьи, из нашей касты, из нашего щита общества и закона. А теперь ты оспариваешь мое суждение. Ты ли на самом деле говоришь это?

– Что такое Потоп? – спросила сестра.

Отец резко повернулся к ней и посмотрел, как мне показалось, с укором.

– Мы хотели защитить всю Галактику, – наконец выдавил он. – Строители конструировали и планировали это еще до моего рождения. Многие потерпели неудачу и были разжалованы. Через три тысячи лет я и моя команда добились успеха. Архитектор принял нашу работу и довел до этапа полевого тестирования… но это вызвало явное недовольство Совета.

Моя мать переводила взгляд с отца на сестру, на меня; ее беспокойство медленно перерастало в ужас, в понимание того, что мы подошли к поворотной точке.

– Что он сделал с сан’шайуумами? – спросил я.