Вернулась из Сирии. В моей группе — траурное настроение.

Коля Добрынин отказался сниматься. Его утвердили в другой картине и вот-вот утвердят в третьей.

Коля пришел просить у меня прощения. Не знаю почему, сказала:

— Бог не простит. Так не делают.

Злости у меня не было. Было ощущение, что кто-то наверху распорядился судьбой картины, да и его, Колиной (в третьей картине его не утвердили, а вторая не состоялась вовсе).

Я давно его простила. Очень обрадовалась его блестящей работе в «Русском регтайме». Сейчас у меня с ним чудные отношения. Он все-таки снялся у меня — но только в минутном рекламном ролике (была у меня и такая работа — реклама телевизоров ТВТ), — здесь уж отказать мне он не смог.

Расставшись с Добрыниным, позвонила Кабо и Кузнецову:

— Больше никаких проб. Беру вас сразу и навсегда!

Потом Саша рассказывал, что у него чуть сердце от счастья не выпрыгнуло. Но чтобы не выдать волнения и не разочароваться еще раз, он, собрав в кулак всю свою волю и все актерское мастерство, сказал ленивовато:

— А у меня уже другие планы… и у Оли — она уехала в Румынию.

Но сопротивление было недолгим.

Ничего страшного

Часть съемок проходила в Светогорске, недалеко от Выборга. Места дивные. Первозданные озера. Богатейшие леса. Едва мы приезжали на место съемки, группа исчезала. Среди деревьев в высокой траве торчали только целеустремленные съемочные зады. С трудом оттаскивала их от грибов и ягод.

— Давайте немножко поработаем!

— Но только не очень… чтоб не устать. Сбор грибов, особенно белых, а также ягод, особенно черники с брусникой, требует много физических сил…

По утрам и вечерам, когда группа собиралась на съемку или возвращалась с работы, по гостинице плыл сумасшедший запах картошки с грибами…

Иногда перепадало и мне.

Стук в дверь — рано утром. Я выскакиваю из душа в «мокром» виде спросить «кто там»…

Но дверь у меня, оказывается, не была заперта, и «Кто-там» (а это был Женя Шелестов — бригадир осветителей, прекрасный работник), не дождавшись ответа, вошел в номер, чтоб поставить вкусную тарелку на стол. Тут мы и встретились. Точнее, столкнулись.

Я завизжала, пытаясь прикрыть части режиссерского тела.

Женя спокойно посмотрел на меня и сказал:

— Ничего страшного…

Потом хохотали все вместе. Все-таки его оценка была достаточно положительной…

А однажды целую сковородку жареных грибов притащил один каскадер. Я ее быстренько опустошила, а он сказал задумчиво:

— Правда, я в грибах не очень-то разбираюсь…

Тут уж я его утешила:

— Во время съемок меня отравить невозможно.

Съеденный артист

В «первобытной» картине снимались «дикие» животные. Дрессировщики должны были привезти из Москвы зайцев, волков и прочей твари по паре. Вместо зайцев приехали кролики. Когда их выпустили, они испуганно забились под кусты и никуда не хотели убегать, несмотря на все призывы режиссера. Волки же оказались такими замученными, что вызвали общее сострадание.

Зато был симпатичный дикий кабанчик Борька. В одной сцене, когда Глава рода разговаривает с Ушастым, Борька проявил творческий порыв. Он должен был пробежать где-то вдалеке. Открываем клетку — наш кабанчик бросается к воде. И плывет! Хватаем камеру, снимаем.

После съемок животных дрессировщики сказали, что кабанчика обратно не повезут:

— Пусть с вами живет.

Приближался День кино. Ко мне подошли водители:

— Кабана-то девать некуда…

— Почему? Выпустите на волю.

— Во-первых, на воле он погибнет… А во-вторых, праздник! Шашлык из свинины!

— Я артистов не ем. Выпускайте!

В День кино мы очень веселились. Вдруг кто-то из каскадеров подает мне кусок мяса:

— Попробуйте. Спецзаказ для вас.

Я поняла, что они все-таки зажарили «артиста». Отодвинула тарелку и расстроилась. Праздник был испорчен.

Долгоносик

Леня Ярмольник сыграл роль друга Ушастого, предавшего его и поплатившегося за это жизнью. По-моему, это одна из лучших его ролей…

Именно в Долгоносике, сомневающемся, предающем и все-таки обретающем мужество и смелость, Володин, как мне кажется, ближе всего подвел первобытного человека к нам. Ведь нет людей, которые не грешили хотя бы в помыслах. Особенно сегодня, когда грех стал единицей измерения благополучия. И все-таки наступает момент Раскаяния и обретения высшей свободы, высшего смысла… Ну, конечно же, это и о себе… И о каждом из нас…

Леня сформировался в борьбе за место под солнцем. Одним такое место уготовано от рождения: мама актриса, папа режиссер. Хорошая квартира. Новая машина. Просторная дача. Веселый институт. Красивое рабочее место.

Другие — и чаще всего это люди приезжие, периферийные — каждый клочок внимания к себе завоевывают, сдирая кожу.

И Леня тоже. Комната в коммуналке. Машина с черными латками через все бока. Зато глаза… В них — бешеная энергия и бешеный восторг перед будущей жизнью.

Хлебнув сполна, Леня не равнодушен к чужой беде.

Ассистент режиссера Д. тяжело заболела. Операция стоит дорого. Да и попасть в хорошую клинику не просто. Леня буквально выворачивается наизнанку: достает деньги, устраивает в больницу. Какая-то девчонка (он ее и в глаза не видел!) обращается за помощью: тоже предстоит операция. Он и ей не может отказать. Таких эпизодов в его жизни много. Но о них мало кто знает. А на виду другие, в которых много суеты. И этого ему не прощают.

Если бы меня спросили, как я отношусь к явлению под названием «Леонид Ярмольник» (актеру, продюсеру, другу, шоумену), я бы ответила, что к каждой ипостаси этого явления — по-разному. Часто до полной противоположности.

На «Двух стрелах» Леня работал прекрасным артистом и… хорошим товарищем.

Снимался эпизод, где чужое племя Скорпионов нападает на наше — Зубров. Женщин умыкают.

Нина Маслова играла нашу женщину, от которой мужчины отлетают по принципу «сам напал — сам и спасайся». Каскадер Саша Жизневский был воином из чужого племени. Он прыгал с дерева на Нину. Она затаскивала его за камень. Оттуда вылетала его одежда, и потом он убегал от нее голый, правда, спиной к камере. Саша Жизневский смутился:

— Прыгну с любой высоты. Но голым не побегу.

Я с тоской осмотрела «запасных игроков». По фигуре на Жизневского больше всего походил Ярмольник.

— Леня, пробежишь голым?

— Запросто. Только девчонки пусть не подсматривают. Боюсь за них. Ослепнут.

Все получилось замечательно: прыгал Саша — бежал Леня. Потом довольный Ярмольник подошел к Жизневскому: