– Господин полковник, мы, похоже, недооценили этого сержанта. Первая наша группа погибла из-за оплошности одного из наших агентов. Как нам стало известно, у него оказался чистый подворотничок гимнастерки. Вторая группа пока еще продолжает движение с группой сержанта.

– Откуда у вас эти сведения?

– В группе Тарасова есть мой агент. Сейчас они движутся в сторону фронта. Думаю, что нужно попытаться внедрить в эту группу еще одного агента.

– Кого?

– Романова Павла.

Кобе на секунду задумался. Он был не против еще одной попытки, однако кандидатура Романова его явно не устраивала.

– Почему вы остановили свой выбор на Романове? Мне докладывали, что он ранее судимый, и это может отрицательно сказаться на его внедрении.

– Во-первых, господин полковник, они с Тарасовым земляки, а это у них что-то вроде родни. Во-вторых, никто из них не знает, что он добровольно сдался нашим войскам. В-третьих, у него довольно надежная легенда: был захвачен на посту нашей разведкой, однако ему удалось совершить побег.

Полковник поморщился. Его явно не устроила легенда Романова.

– Мне не нравится все это. Захват солдата разведчиками сразу же вызовет у сотрудников НКВД подозрение. Не нужно мудрить, Ганс. Отстрелите ему ступню, пусть будет инвалидом. Это убедительнее всего. И никаких захватов, тем более разведкой. Пусть, пошел в разведку и заблудился в ночном лесу. Когда вернулся обратно, то не застал группу. Все время шел по следам, пока не наткнулся на немцев. Принял бой, был ранен и подобран отходящей на восток группой советских солдат.

Он посмотрел на капитана и, заметив на его лице недовольство, тихо произнес.

– Это не просьба, Нойман, это мой приказ. Я не хочу больше конфликтовать со штандартенфюрером. Мы с ним в разных силовых категориях. Нас спасет с вами лишь одно, если группа Тарасова по-прежнему будет двигаться лесом и не совершит диверсионных актов у нас в тылу.

– Я все понял, господин полковник. План внедрения я представлю вам сегодня вечером. Сейчас я сделаю все, чтобы каким-то образом задержать движение группы Тарасова.

– Действуйте, капитан. От этой операции зависит ваша карьера. Надеюсь, что маршевая рота вас не устраивает.

Капитан выбросил правую руку вперед и, развернувшись, вышел из кабинета полковника.

***

Проценко нервно ходил по комнате Зои и изредка бросал на нее свой взгляд. Он был взбешен текстом полученной из Абвера шифровки. Судя по тексту, немцев не устраивала совершенная его группой акция, и они требовали от него более реальных результатов.

«Может, они в чем-то и правы, – подумал он. – Ведь нам не удалось уничтожить ни сам завод, ни остановить его работу хотя бы на несколько суток».

– Ты знаешь, я с ними согласен, – неожиданно произнес он. – Если отбросить все эти эмоции, то я и сам рассчитывал на больший эффект этой акции. Сейчас мы с тобой знаем, что завод не только не остановил выпуск своей продукции, но и увеличил. Поэтому я считаю, что нам нужно сделать правильные выводы из всего того, что произошло.

– Иван! Может, ты все-таки сядешь? У меня уже в глазах рябит от твоего хождения.

– Что ты мне указываешь, что мне делать? – снова психанул он. – Ты знаешь, что казанский пороховой завод, это единственный завод Советской России, который сейчас работает на полную мощь? Все другие заводы уже под немцами, поэтому Абвер так хотел, чтобы мы его уничтожили. Ясно тебе?

– Ну не вышло в этот раз, выйдет в другой. Как говорят умные люди – еще не вечер…

– Ты меня не заводи, Зоя. Неужели твой еврей не мог положить взрывчатку поближе к сушильному цеху? Почему он не сделал то, о чем я его просил? – выкрикнул Проценко ей в лицо.

Он замолчал и, достав из кармана пиджака пачку папирос, начал ее трясти. Пачка оказалась пустой, и это его еще больше распалило.

– Никому нельзя доверять. Каждый так и пытается тебя обмануть!

– Вот он сейчас придет сюда, ты его об этом и спросишь. Лучше подумай, как мне теперь выходить на связь? Шубин погиб при задержании, а из города выходить очень опасно, они могут быстро вычислить место выхода.

– Ничего страшного. Выйдешь один раз из города, а там придумаем что-нибудь.

Проценко замолчал, так как услышал шаги за входной дверью. В дверь осторожно постучали. Он взглянул на Зою, и та, встав со стула, направилась к двери.

– Кто там? – произнесла она своим певучим голосом. – Это ты, Борис?

Дождавшись ответа, она открыла дверь и отошла в сторону. В комнату вошел Эстеркин. Лицо его было красным и потным, от него за версту несло перегаром. Он достал из кармана платок и вытер им лицо.

– Ну и жара, – вместо приветствия произнес он и, подойдя к столу, налил себе в стакан воду. – У нас на базе снова появились сотрудники НКВД. Что или кого они ищут, я не знаю. Меня сегодня полдня допрашивали об убитом водителе.

– Не переживайте, Эстеркин, вам нечего волноваться, в конечном итоге не вы же его убили? Кстати, кроме этого, больше они никаких вопросов вам не задавали?

– Вам легко это говорить, – с сарказмом в голосе ответил Борис Львович. – Вас бы на мое место, я бы посмотрел на вас.

– А вы меня не ставьте на свое место. Не нужно. Мы каждый на своем месте. Я тоже, как и вы, хожу под топором, однако, как видите, спокоен и не паникую по пустякам. Единственное, что губит нас, это излишняя нервозность, неверие в свои силы и еще, я думаю, алкоголь. Советую вам ограничить количество потребляемого спиртного, если не хотите оказаться там, я имею в виду – на «Черном озере».

Он сделал паузу и посмотрел на Зою. Та, молча, поднялась со стула и тихо направилась на кухню. Когда за ней закрылась дверь, Проценко подошел к Борису Львовичу и усадил его на стул.

– Почему вы не выполнили мой приказ? Почему вы положили заряд не в ту вагонетку? – с металлом в голосе спросил он у Эстеркина. – Вам же четко было сказано, чтобы вы положили свой заряд в вагонетку под номером два. Почему положили его в другую вагонетку?

Лицо майора снова стало красным и потным. Он попытался подняться со стула, но Проценко наступил ногой на полу его шинели, не давая ему возможности встать на ноги.

– Я вас еще раз спрашиваю, почему вы не выполнили мой приказ?

– А вы сами проникли бы на этот завод и положили бы бомбу в нужную вагонетку. Вы что, думаете, у меня там было время рассматривать номера вагонеток? Я откуда мог знать, что данная вагонетка оказалась в нерабочем состоянии? Вы мне об этом говорили?

Проценко заскрипел зубами от охватившего его приступа злости, но он сдержал себя и, глубоко вздохнув, продолжил.

– Хорошо. Мы оба виноваты в этом срыве. Давайте забудем наш разговор. Вы правы, но ошибку нужно будет исправить.

– Что? – вырвалось у Эстеркина. – Вы думаете, что я сумасшедший? Сейчас, когда охрана просто сошла с ума, проверяя всех и все, когда весь завод наводнен чекистами…