Причину этих ламентаций несложно разгадать. Это страх потери идентичности в глобализирующемся мире. Собственная уникальность расценивается при этом как единственное благо, а универсальное начало – не иначе как страшная угроза, против которой надо всеми силами бороться.

Напрасно Жан-Клод Карьер пытался защититься от обвинений. О каком культурном империализме может идти речь, если мы нисколько не покушались на вашу уникальность? Более того, стремились ее сохранить, оставив без перевода ключевые понятия, к примеру «дхарма» и «кшатрий». «Отказываясь переводить некоторые индийские слова, я признавал, что французская культура и язык не могут охватить все». Кроме того, Карьер избегал использовать в своей пьесе слова с очевидной христианской коннотацией – грех, душа, вечная жизнь, воплощение, подчеркивая этим неповторимость индуизма.

Что касается краткости сценической «Бхагавадгиты», то остается поражаться не только режиссерскому искусству Брука, но и его тактичности по отношению к сакральному тексту. Понимая, что передать метафизическую глубину «Бхагавадгиты» простым пересказом нет никакой возможности, он заставил Кришну прошептать свои наставления на ухо Арджуне. Зрители не слышат ни слова, и это заставляет их поверить: смысл слов столь глубок, что недоступен для профанов.

Раскрытие общечеловеческого совсем не перечеркивает почтения к уникальному. Таков ответ создателей «Махабхараты» их индийским обличителям. Но вряд ли он тех удовлетворил. С каждым годом адепты хиндутвы все строже охраняют художественное и религиозное наследие Индии от западных «расхитителей». Индийские ученые рапортуют о больших успехах. Изучив немало санскритских текстов – от знаменитой «Махабхараты» до малоизвестной «Сандра-саткармы», – они задокументировали на видео 250 йогических поз. Но работа далеко не закончена – 200 исследователям, занятым в проекте, предстоит видеографировать в ближайшее время еще 1250 асан, отобранных ими в шорт-лист. Лонг-лист, судя по всему, пока далек от завершения.

Сведения помещаются в специальную Цифровую библиотеку традиционного знания для их патентирования. Оккультно-ориентальный универсализм belle époque привлекал в союзницы новейшую науку, теперь этим небезуспешно занимается и религиозный национализм.

Оккультизм и религии Востока продолжали влиять на современное искусство практически весь прошлый век. На смену декадентам и символистам пришли русские футуристы и немецкие экспрессионисты, швейцарские дадаисты и французские сюрреалисты, американские абстрактные экспрессионисты и битники, театральный авангард и авторы контркультуры. Все они в той или иной мере опирались на оккультно-ориентальный синтез идей, каждый раз препарируя его в духе своего времени и извлекая из него те элементы, которые помогали им в осуществлении собственных творческих задач.

Символисты и экспрессионисты строили на его основе новую «религию искусства», которая должна была помочь преображению мира. Футуристы, дадаисты и сюрреалисты взламывали с его помощью подсознание и извлекали оттуда мифологемы и образы, способные создать новый язык (Хлебников, Крученых) и новый визуальный ряд (Пикабиа, Дали, Миро, Бунюэль). Театральные авангардисты (Брук, Гротовский) извлекали из него инструменты для своих сценических лабораторий, где добивались трансформации человека/актера. Джексон Поллок прокладывал путь в мир имагинации из мира видимого, рассчитывая таким образом изменить последний. Писатели-битники использовали его как санкцию на анархическую свободу, а Сэлинджер и Ротко заимствовали из него методы религиозного спасения и делились ими с читателями. Поэты и рокеры контркультуры путешествовали в mundus imaginalis c помощью галлюциногенов.

Иногда их роль в обществе усиливалась, они попадали в фокус внимания, но затем буржуазная культура заделывала образовавшиеся бреши, а то и совершала успешные рейды в тыл врага, заставляя бунтарей духа принять свои правила игры, подчиниться законам рынка.

Однако в целом процесс сохранял преемственность. Эстафетную палочку оккультизма/ориентализма передавали из рук в руки. На исходе века над этой эстафетой нависла новая угроза, вызванная двумя причинами: встречей оккультно-ориентального синтеза с массовой культурой и усилением фундаменталистских и националистических тенденций в самих религиях Востока.

В начале прошлого века Бердяев в книге «Смысл творчества» (1916) иронизировал, что эзотерическое становится экзотерическим, то есть открытым для всех, и сильно вульгаризируется. К концу века демократизация оккультизма достигла немыслимых прежде масштабов. Он пошел в народ.

Это хорошо видно на примере движения New Age, которое один из его идеологов, американец Дэвид Спенглер, недаром сравнил с ярмаркой. «New Age похож на блошиный рынок или сельскую ярмарку – разномастные и непохожие друг на друга будки разбросаны по лугу, а некоторые прячутся уже в деревьях ближнего леса… ярмарка – место игры и открытий. Она полна живости, безудержного веселья, разноголосицы, только успевай глядеть и подхватывать. Кругом шуты и трюкачи, фокусники и шаманы, знахари и мистики и, конечно, ловкачи, которые норовят поскорее всучить тебе товар и смыться куда подальше. Разнообразие ярмарки может ошеломить, но может и помочь найти новые связи между старыми истинами и обрести неожиданные прозрения и откровения».

Действительно, на этой ярмарке чего только нет. Компоненты прежнего оккультно-ориентального синтеза дополнены новыми элементами – экологизмом, уфологией, сыроедением, опытом клинической смерти, виртуальной реальностью, и это далеко не весь список. Но главное, этот синтез обогащен новейшими достижениями современной науки, вобрав в себя отдельные идеи теории информации, квантовой механики, космологии, генетики. Все они препарированы в соответствующем ключе (последние научные открытия совпадают с прозрениями древней мудрости), что заставляет вспомнить о встрече теософии с наукой в конце XIX – начале XX столетия.

Однако ярмарка не только порождает «неожиданные прозрения», но и способствует их коммерциализации. Об этом предупреждает и Спенглер, выделяя в движении два внешних уровня. Первый, «коммерческий», откровенно использует New Age как торговый бренд для торговли экологическими продуктами и упрощенной йогой. Второй, «чарующий», «населен странными экзотическими существами, наставниками, адептами, инопланетянами. Это прибежище магических сил и оккультных тайн, заговоров и тайных учений». Однако коммерческий дух все заметней доминирует в New Age.

Оккультно-ориентальный синтез в облегченном варианте делается легкой добычей массовой культуры. Мы живем в эпоху ее мощного взрыва. Главный принцип масскульта – безостановочная поставка развлечений. Давно известно, что спекуляция на разного рода тайнах способна привлекать внимание читателей и зрителей сколь угодно долго, будь это секреты жизни кинозвезд или криминальные тайны. Подавляющая часть чтива и экранного треша именно об этом. Но есть тайны и особого рода, имеющие отношение к вещам сверхъестественным. Как показывает опыт персонажей этой книги, они способны глубоко волновать ум, но, если их подавать в сенсационно-поверхностном ключе, могут просто развлекать. Этим и занимается масскульт, жонглируя «оккультными и восточными тайнами» от пришельцев до йогических чудес.