– Я искала названия цветов, а не слово «цветы».

– Ладно. Пошли скорее.

Они покинули рынок, свернули за угол и оказались перед собором Парижской Богоматери. Нотр-Дам возвышался над площадью огромной каменной глыбой, заслоняя небо. В облике собора было что-то угрюмое; скорбящие скульптуры над входом молча вопрошали о грехах человеческих, а глядевшие сверху злобные химеры, казалось, намеревались спрыгнуть и укусить. Рами был прав: Собор Парижской Богоматери – серый каменный дракон с двумя головами, который пугал по ночам пьяных мушкетеров и студентов, идущих с одного берега Сены на другой.

– Мы дуры! – вдруг произнесла со смехом Рудски, когда они обошли собор с юга. – Смотри, на каждой стороне фасада есть окна – розы! Я же об этом в романе «Код Да Винчи» читала. Поэтому «розы в начале пути» – это окна-розы собора Нотр-Дам!

Огромное окно, состоящее из множества лепестков, переливалось на солнце разноцветной мозаикой.

– Может, зайдем внутрь? – несмело предложила Лера.

– Не сейчас, я там уже раз десять была. Пошли на набережную.

Сюзанна повернулась и стала пробираться сквозь толпу туристов, фотографирующих Нотр-Дам и друг друга.

Через несколько минут они очутились на Quai aux fleurs – Набережной цветов. Здесь было тихо и почти безлюдно. Слева от них степенно несла свои воды Сена, справа тесно прижимались друг к другу трех– и четырехэтажные старинные дома с башенками, балкончиками и барельефами.

– Отлично! «Розы в начале пути» мы нашли, «завянут под ногами у воды» – тоже. Осталось «превратятся в цветы боли» и ресторан.

– А если мы опять ошиблись? В загадке написано – «в самом начале пути». Именно «пути», а не… – начала рассуждать Лера.

– Давай дойдем до конца набережной, что сейчас гадать? – прервала ее сомнения Рудски. – Если ничего там не найдем, то на сегодня – все. У меня уже нет сил ходить и тем более думать. Мы бродим уже почти четыре часа. Твой граф Монте-Кристо обещал веселые прогулки, а мы бегаем как лошади.

Впереди послышались звуки джаза. Показался широкий, но не длинный каменный мост. «Это пешеходный мост Сент-Луи, который соединяет два острова», – догадалась Лера. У одного края моста на небольшом черном пианино без передней панели играл молодой музыкант в черном вельветовом пиджаке и светлых джинсах. Рядом с ним мужчина с лысиной, отливающей на солнце, как и его саксофон, выводил мелодию джаза и притоптывал в такт ногой.

Лера с Сюзанной сели прямо на бордюр, как и остальные случайные прохожие, невольно превратившиеся в слушателей.

Сюзанна закурила.

Что же такое «цветы боли»? Лера закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, но не смогла. Ветерок трепал волосы. Мысли разлетались в разные стороны и терялись в шелесте листвы. Время вдруг превратилось в песок, протекающий между пальцев. Такой же теплый и приятный песок, как этот солнечный майский день. Музыка опьяняла и уносила куда-то далеко. Где же она читала: «…услышать джаз в Париже и умереть…»?

– Все, вставай, пошли. – Сюзанна толкнула ее в бок. – На сегодня достаточно тайн, хочу вина и вкусной еды. Я тут вычитала про один модный ресторанчик около Эйфелевой башни. Там готовят голубя в карамельном соусе.

– Осталось только отгадать, что такое «цветы боли», – начала было говорить Лера, но поняла, что это бесполезно и поспешила за Сюзанной.

Пока они искали такси, Рудски подробно рассказала Лере об идее своей будущей книги и поучительно закончила:

– Выпускать кулинарные книги – одно из самых прибыльных направлений в книжном бизнесе. И самое главное – ничего сочинять не надо.

– Ты где-то специально училась готовить? – недоверчиво переспросила ее Лера, уверенная в том, что выпустить книгу, пусть даже кулинарную – трудное и ответственное дело.

– Нет. А зачем?

– Как зачем? Разве можно написать о том, что не очень хорошо знаешь?

– Да перестань! Взяла несколько замысловатых рецептов, добавила что-то от себя, например, пару травок, придумала звучное название блюду, сделала красочные фотографии. Потом вложила деньги в рекламу. И все – ты уже не просто хозяйка ночного клуба, а еще и знаменитый кулинар!

– Здорово, – Лера кивнула, вспомнив карпаччо с йогуртом, которое она ела в «Ариуме». – А я думала, что для того, чтобы стать кулинаром, надо долго учиться. У меня даже картошку не всегда получается вкусно пожарить.

Рудски рассмеялась.

– Ты что, Валерия, девочка моя? Какая картошка? Это же бизнес, реклама. Сначала ты работаешь на имидж, потом имидж работает на тебя! У меня еще и книги нет, а мне уже обещали передачу на телевидении.

* * *

Ресторан около Эйфелевой башни, куда они приехали, оказался настолько популярным, что в него надо было записываться за месяц. Узнав об этом, Сюзанна начала ругаться с метрдотелем, предлагать деньги и даже звонить каким-то знакомым, чтобы те объяснили, кто она такая. Лера стояла в стороне, потупив глаза, и разглядывала свои эскарпен.

Метрдотель был непреклонен. Закончилось тем, что Сюзанна обозвала всех идиотами и глупыми французами, вызвала такси и умчалась к своим друзьям, которые отправлялись в ночной клуб. А Лера пошла пешком в сторону Эйфелевой башни.

Вот она – знаменитая на весь мир башня, которую сами парижане почему-то не любят, считая, что она «торчит» над Парижем и портит весь вид. Может быть, они ревнуют, потому что любой турист начинает рассказ о Париже с этой ажурной металлической красавицы, а не с них, парижан? Лера стояла на смотровой площадке на площади Трокадеро. Мама оказалась права: отсюда, с другой стороны Сены, Эйфелева башня была видна вся целиком. Она как будто парила в небе. Стало понятно, почему отец так стремился увидеть это чудо инженерной мысли. Ни одна фотография, ни одна картинка не могли передать изящности и величия башни. Казалось, если подняться на самую вершину, можно потрогать руками облака. Как в сказке: «Забраться на небо». Жаль, что папа так и не увидел это чудо. Она вспомнила строчки из его последнего письма. В нем он сбивчиво и долго извинялся, что-то объяснял про мечту, про время, про деньги, а в конце написал, что больше всего ненавидит себя за то, что так и не съездил в Париж, чтобы посмотреть на красавицу-башню.

«Злая усмешка судьбы. Не сделать того, о чем больше всего мечтаешь», – подумала Лера. Она спустилась со смотровой площадки, прошла по мосту Йена и очутилась у подножия башни. Здесь было полно народу, и стояла длинная очередь туристов, желающих подняться наверх.

Она решила не стоять, выбралась из толпы и долго бродила вокруг, любуясь переплетением балок и эстакад. Казалось, башня была соткана тысячей крестообразных стежков. «Как будто сшитая из металла» – родилось сравнение у нее в голове. Она громко рассмеялась. «Так вот что назвал Рами самыми известными стрингами Парижа – Эйфелеву башню»! Она действительно была похожа на перевернутые стринги.

Купив в сувенирной лавке часы с изображением башни – подарок для Бонни и маленькую бронзовую копию башни для себя, Лера поехала в отель. Когда она вышла из метро на площади Опера, уже стемнело. Лера зашла в тот же ресторанчик, что и вчера. Ей давно хотелось заказать настоящий луковый суп, но его в меню не оказалось. Официант объяснил, чтобы она сильно не расстраивалась: этот суп не такой уж и вкусный, раньше его ели только бедняки, так как сыр, лук и сухари долго хранились зимой. Тогда Лера попросила принести белого вина и салат. А когда официант уточнил, чем заправить салат: маслом или майонезом, «майонезом», – сказала Лера и поймала себя на мысли, что «майонез», оказывается, тоже французское слово!