Иногда Джеффу хотелось просто взять и разорвать на части все, что только попадет под руку, и он постоянно злился на неодушевленные предметы и воевал с ними, а Меланкта проявляла к нему терпение.

Теперь где-то в самой глубине души у Джеффа постоянно гнездилось чувство смутного сомнения в том, что Меланкта его любит. Это смутное сомнение было не такого рода, чтобы он всерьез в чем-то взял и усомнился, потому что в этом случае никакая любовь для Джеффа была бы уже невозможна, но теперь он постоянно отдавал себе отчет в том, что в этом их взаимном чувстве есть какой-то непорядок, причем гнездится этот непорядок не в нем, не в Джеффе. Джефф Кэмпбелл никак не мог придумать способа узнать, что там творится внутри у Меланкты с этим их взаимным чувством, у него не было ровным счетом никаких средств, которые дали бы ему возможность заглянуть к ней в душу и понять, действительно она его любит или нет, а теперь между ними что-то еще и разладилось, и теперь у него никак не получалось по-настоящему ощутить у себя внутри, как она его когда-то научила, чувство, что он, наконец, по-настоящему понял, что к чему в этой жизни.

На Меланкту у него теперь просто не хватало сил. И понять, какие чувства она теперь к нему испытывает по-настоящему, по-честному, у него тоже никак не получалось. Джефф часто спрашивал ее, действительно ли она его любит. И всегда она отвечала: «Да, Джефф, конечно, ты это и сам прекрасно знаешь», но только теперь за этой фразой вместо сильного и сладкого чувства любви Джеффу слышалось что-то другое, терпеливое и доброе, как будто она это говорила из жалости.

Джефф просто понять ничего не мог. Если то, что он чувствовал, было правдой, то он вообще не хотел больше иметь никаких дел с Меланктой Херберт. Джеффу Кэмпбеллу просто дурно становилось от мысли о том, что Меланкта может дарить ему свою любовь просто потому, что он от нее этого требует, а не потому что ей самой это нужно, самой хочется постоянно быть с ним рядом. Такой любви Джефф просто не вынес бы, и все.

— Джефф, ради бога, это же просто смешно. Джефф, ты что, меня ревнуешь? Нет, правда, Джефф, что ты так на меня уставился, и вид у тебя, между прочим, совершенно дурацкий.

— Не говори глупостей, Меланкта, и запомни раз и навсегда, что я вообще не понимаю, что такое ревность. Ты просто никогда меня не понимала, вот и все. У меня, Меланкта, в этом отношении все просто. Если ты меня любишь, то мне дела нет до того, где ты и с кем ты, и как ты жила раньше. Если ты меня не любишь, то мне вообще никакого дела больше нет до того, где ты и с кем ты, и что с тобой будет дальше. Я только не хочу, чтобы ты со мной играла в доброту и в жалость, Меланкта, если на самом деле ты меня не любишь. Мне такая доброта без надобности. Если ты меня не любишь, я это как-нибудь переживу. Единственное, чего я совсем не хочу, так это чтобы ты меня любила просто по доброте душевной. Если ты меня не любишь, тогда мы с тобой просто разбежимся в разные стороны, Меланкта, прямо здесь и сейчас, и плевать на всякие там сильные чувства, и будем каждый жить свой собственной жизнью. Что касается меня, то с тех пор, как я с тобой, я даже ни о ком другом ни разу и не подумал, Меланкта, милая ты моя. Я точно тебе говорю, Меланкта, просто как на духу. И все мои переживания за это время связаны были только с тобой и с тем, любишь ты меня или нет, Меланкта, так что если не любишь, то единственное, что от тебя требуется, скажи мне, и все. И я тогда тебя вообще беспокоить больше не стану, Меланкта, ну, то есть, насколько смогу. И можешь на этот счет не беспокоиться, Меланкта, ни чуточки, насчет меня. Ты просто скажи мне все как есть, Меланкта, по правде, как оно все на самом деле. Я выдержу, я смогу, вот честное слово, Меланкта. И даже не стану тебя спрашивать, там, почему и все такое, никогда, слышишь, Меланкта. Любить для меня то же самое, что дышать, Меланкта, и если ты, Меланкта, больше ко мне ничего такого не чувствуешь, тогда нам с тобой и близко делать нечего, ведь так, Меланкта, ведь правильно? Вот тебе и все, что я сейчас чувствую и что думаю про нас с тобой, Меланкта, как на духу. Меланкта, родная ты моя, ты меня любишь? Меланкта, прошу тебя, умоляю, скажи мне правду, ты правда меня любишь или нет?

— Господи, Джефф, мальчик ты мой, ну какой же ты у меня глупый. Конечно, люблю. Больше всего на свете, и всегда любила, и люблю, и любить буду. Какой ты глупый, Джефф, и как же ты мне надоел с этими своими разговорами. Господи боже мой, Джефф, я так устала сегодня, прошу тебя, не мучай меня больше, а? Да люблю я тебя, Джефф, люблю, ну сколько можно повторять. Вот такого глупого, а все-таки люблю. Все, Джефф, хватит на сегодня, я больше ни разу тебе этого сегодня не скажу, слышишь меня? И не приставай ты ко мне больше с этим, а, Джефф, а то я и вправду на тебя рассержусь. Люблю я тебя, Джефф, люблю, успокойся, хотя ты этого и не заслуживаешь. Да, да, люблю. Так и буду теперь повторять, как заведенная, пока не усну. Люблю тебя, Джефф, только не приставай ко мне больше с этими вопросами, хорошо? Глупый ты глупый, ну прямо как ребенок, только большой, Джефф Кэмпбелл, ну конечно, я тебя люблю, глупого такого, мальчика моего хорошего, Джеффа Кэмпбелла. Люблю и все, больше ни разу сегодня я тебе этого не скажу, слышишь, Джефф, ни разу.

Джефф ее, конечно, слышал и изо всех сил пытался ей поверить. И не то чтобы он в ней усомнился, но как-то это все было не так, как-то не так она все это говорила. Теперь Меланкта вообще постоянно ставила Джеффа в тупик. Что-то в ней все время было не так, и он это чувствовал. Что-то в ней все время такое было, отчего та пытка, которую изо дня в день терпел Джефф Кэмпбелл, становилась день ото дня все хуже и постепенно заслоняла от него ту радость, которую он когда-то чувствовал в присутствии Меланкты.

Теперь Джефф постоянно мучился вопросом, а действительно ли Меланкта его любит. Теперь Джефф постоянно мучился вопросом, действительно ли права была Меланкта, когда сказала, что все между ними началось только из-за него. И права ли она была, когда сказала, что ответственность за все те горести, которые между ними были за это время, и которые до сих пор никуда не делись, несет он один. Если да, то какая же он в этом случае выходит скотина. Если да, то какая она невероятно добрая и терпеливая, что столько времени выносит всю ту боль, которую он ей причиняет. Но, с другой стороны, никто же ее не заставлял все это терпеть, значит это она сама и ради самой себя, а не ради того, чтобы только он был счастлив. Нет уж, не надо путать одно с другим, а то совсем запутаешься, со всеми этими мыслями. Он же помнит все, что с ними случилось за весь этот долгий год, каждый день помнит, как свои пять пальцев. Ясное дело, он вовсе не был все это время тем трусом, которым его вроде как пытается выставить Меланкта. Ясное же дело, совершенно ясное, а потом эта пытка с каждой минутой становилась все хуже и хуже.

Однажды ночью Джефф Кэмпбелл лежал у себя в постели и думал, теперь он чуть не каждую ночь проводил почти без сна, потому что все время думал. Но в эту ночь он вдруг сел на кровати, и ему все стало ясно, и он ударил в подушку кулаком, и он чуть не заорал во весь голос, и стал говорить с самим собой вслух:

— Никакая я не скотина, что бы там ни говорила на этот счет Меланкта. Зря я только мучился и голову себе ломал. Начиналось-то у нас все по-честному, и каждый сам отвечал за то, чего он хочет, а не за кого-то другого. И Меланкта Херберт пошла на это точно также, как и я пошел, потому что ей так этого хотелось, что она готова была вынести все, что угодно. И поэтому думать имеет смысл только о том, что было на самом деле. Я и правда не знаю теперь, на самом деле она меня любит или притворяется. И выяснить, на самом деле она меня любит или притворяется, я не могу никак. Единственное, что я знаю наверняка, так это что с самого начала я не заставлял ее быть со мной. Меланкта должна разбираться со своими собственными несчастьями сама, точно так же, как я разбираюсь со своими. Каждый человек должен делать это сам, хочет он того или не хочет, если, конечно, несчастья у него настоящие. Меланкта просто не помнит, как оно все было на самом деле, когда говорит, что это я все начал, и что все беды тоже от меня. Видит бог, я и не трус, и не скотина какая-нибудь, и не был никогда по отношению к ней ни тем, ни другим. Я просто пытался быть честным, и так оно теперь между нами и будет, и каждому придется со своими несчастьями разбираться самому. И на сей раз я точно прав, как никогда.