Ковёр вишнёвых тонов на полу. И не советский персидских мотивов, а какой-то с охренительно толстым ворсом. Посуда — хрусталь, оправленный в серебро. Антиквариат или какой-то спецзаказ уровня Политбюро. Кухонный гарнитур под сплошной дубовой столешницей. И барная стойка, отделяющая зону кухни от столовой. Да я бы и в наши дни от такого не оказался! Кто ж ты такой, мил человек по имени Боцма́н?

— Располагайся, — махнул мне хозяин на накрытый стол. — Угощайся.

Вот это да! Вот это я понимаю! Никаких тебе синюшных кур и котлет. Из того, что я узнал, был малосольный хариус и хайрюзовая икра — полная хрустальная ваза. Рябчики с ананасами. Да, я помню стишок про буржуя. Заиндевевшая строганина и расколотка в двух половинках блюда, а между ними смесь соли и перца в углублении. Тёмное мясо исходило ароматом коптильни. Оленина наверное. А может, медведь. К этому изобилию прилагалась горка картошки, политой сливочным маслом и посыпанной зеленью, огурцы малосольные, их запах ни с чем не перепутать. И запотевший графинчик с беленькой.

Уровень: бог, — повысил я статус хозяина. Олигархов же у нас нет. Какой-нибудь партийный функционер? Что вообще происходит? Что ему может понадобиться от простого советского школьника?

— Выпьешь? — предложил Боцман, усаживаясь напротив — в мягкое, обитое красным бархатом креслице.

— Не откажусь.

— Рюмашку налью, больше не дам. Не потому что жалко, а как бы не сплохело тебе с такими ранениями.

Выпили, похрустели огурцом. Мне хотелось попробовать всё представленное на столе, но опыт, сын ошибок трудных, предостерегал от обжорства. Головушка-то моя дырявая, и хоть мутить почти перестало, но как бы не спровоцировать. Поэтому я скромно положил картошечки и ломтик мяса. Если к утру не станет хуже, наверстаю за завтраком. Если станет, тем более, не стоит набивать желудок.

— Спрашивай, вижу же, гложет тебя любопытство.

— Что, прямо обо всём можно спрашивать?

— Обо всём можно, но ответить не обещаю.

— Тогда просвети меня, для чего я тебе понадобился?

— Ты смотри-ка, не в бровь, а в глаз.

— И контрольный в голову, — пробормотал я, но он услышал. Пришлось пояснить: — Любимая присказка моего друга.

— Так что же, правду мне сказали, что у тебя с памятью проблемы?

— В общем, да.

— А мне кажется, не в этом дело. Так?

Проницательный мужик. И умеет расположить к себе. Будь я Саней Шведовым, уже бы растаял. Жалко, что я Шарипов, и в доброту и ласку давно не верю. Ты ж не баба, чтобы лаской меня завлекать. Выкладывай, чего тебе от меня надо, а я подумаю.

— Да нет, как раз в этом. Не представляешь, как мне за последнюю неделю осточертело, что все ждут от меня невесть что, а сами не говорят, чего именно, только посматривают со значением. Так давай хоть ты объясни, что происходит и чего всем надо?

— Чего там кому-то от тебя надо, у них и спрашивай, а мою просьбу изволь, могу и заново изложить.

— Стоп! Мы раньше встречались?

— Не помнишь?

— Нет.

— Правильно не помнишь. Не было встречи. Свою просьбу я с человечком передавал. И мне ответили, что ты согласен помочь.

— Хорошо. Ладно. Не помню. Что за просьба? Почему я?

— Не переигрывай. Почему ты, наверняка знаешь.

— Догадываюсь. Потому что я Шведов, так?

— А ты не так прост, Саня. Вроде и ответил, а вроде и ничего не сказал. Я тебя совсем другим представлял.

Я пожал плечами — какой есть.

— Пожалуй, так будет даже лучше. Думал, на разовое… мероприятие тебя привлечь. А теперь подумываю, не предложить ли тебе постоянное сотрудничество. Пойдёшь ко мне на работу?

— Так ведь ты так и не ответил, что за работа?

— Верно. А ты как думаешь?

— А я никак не думаю. Может, тебе ещё один головорез в штат понадобился, так это не ко мне.

— Обижаешь. Что же я микроскопом буду гвозди забивать. Ты, Саша, уникум. Как твой дед. Вот по этому профилю ты мне и нужен.

— У-у-у, по ледяным ключам предлагаешь ходить? Попробовал я, мне не понравилось.

— С Федькой? Кому же такое понравится. Прости конечно, но дурак твой дядька. Выдумал же такое — таскать тебя по тайге, и с милицией ещё наперегонки бегать. Не бойся, я такими глупостями не занимаюсь.

— Не понял. А что же тогда, если не золото?!

— Ага! Заметь, я про презренный металл ещё ни слова не сказал.

— Ладно, подловил. Один-ноль. Ну так что же тогда?

— Что, и про Боцмановский клад не помнишь?

— Клад? Слышал про такой. Подожди. Ты собственный клад ищешь? Потерял, что ли? Это как?

— О, это долгая история. Суть ты уловил: я хочу найти клад. И думаю, что ты мне можешь в этом помочь. А тонкости завтра обсудим, годится?

— Любопытно, конечно. Но согласен отложить до завтра.

— Какой-то ты квёлый. Не ел совсем. Невкусно, что ли?

— Хреново мне что-то. Аппетита нет. А ещё знобит и мутит. Кажется, удар сильнее был, чем вначале показалось.

— Ты ложись тогда. Но если станет плохо, зови на помощь. Я дежурного поставлю. А завтра врачу тебя покажем.

Глава 15

Я думал, доползу до постели и усну мёртвым сном. Так нет же, вертелся с боку на бок, думу думал.

Всё конечно лучше, чем я представлял, но мало хорошего, на самом деле. Пряник оказался красивый, расписной, и вкусный наверняка. Но кнут поспел раньше него. И кнута я уже отведал, а пряник пока только показали, а дадут ли, неизвестно. Я же не дурак, понимаю, что сунься в кабалу к Боцма́ну, и на всю жизнь увязнешь. Нет, может для моего таланта это и неплохое применение, но мне бы хотелось ещё свободы. А будет она, свобода-то?

В общем, завтра буду договариваться и торговаться, если иного выхода не сыщется. Мне кровь из носу надо выторговать батину жизнь, и свою конечно, чего уж там. Крепло убеждение, что Боцма́н к его гибели имел непосредственное отношение. Если уж на то пошло, найду я его драгоценный клад, хотя мутная какая-то история получается. Но сначала батя. Что он подумает про моё исчезновение? Чёрт, и мать всполошится. Опять виноват со всех сторон.

Где-то на дцатом мысленном круге я начал зевать. В щель