— Вы оба оставайтесь дома, — Уваров спрятал телефон в карман и подошёл к двери: — Я задерживаю вашу бывшую жену, Кристину Котёночкину.

— А она тут при чём? — удивился Андрей. Я вздохнула:

— Да при том самом. Ты наивняк, Андрюша…

— Но это её брат, не она!

Я посмотрела на него так, что он смутился:

— Ну, не знаю. Зачем ей это?

— Миллион долларов на дороге не валяется, господин Ходорович, — вздохнул и Уваров.

— Не могу поверить, что Кристи…

— Пойдём, быстрее, — поторопила я его. — Иначе они без нас уедут!

Коля домчал нас до города, чуть ли не обгоняя полицейскую машину. Ехали те странно: сначала в старый город на Фонтанку, а потом свернули к порту. Андрей обнимал меня, а я держала его руки ладонями. Руки, которые дрожали. Я гладила их пальцами и думала, очень усиленно думала о хорошем.

Чем больше думаешь о хорошем, тем больше его притягиваешь… А Прасковье это сейчас очень нужно.

Всё произошло очень быстро.

Конечно, мы остановились за несколько домов и не видели почти ничего. Но Андрей заметил, как омоновец вынес из парадной девочку в спортивном костюме, выскочил из машины и бросился к ним. Я улыбнулась и медленно пошла в ту же сторону. Медленно — чтобы дать им возможность насладиться моментом встречи.

А потом из дверей вывели сложенного пополам мужчину в наручниках. Мой муж рванулся было к нему, но омоновец вовремя удержал его. И я вцепилась в Андрея с другой стороны. Брат Кристины — очень на неё похожий — только зыркнул презрительно, и его посадили в полицейскую машину, нагнув голову.

Уваров подошёл с медиком из Скорой:

— Надо, чтобы девочку осмотрели.

— Со мной всё хорошо! Не надо меня осматривать, — сразу встопорщилась Прасковья. — Я хочу домой!

— Малыш, не спорь! Так надо, — мягко осадил её Андрей. Я тоже вмешалась:

— Как ты себя чувствуешь, Пашка?

— Нормально! Домой хочу! Папочка, поехали домой!

— Хорошо, хорошо, солнышко моё! Спасибо вам, майор, спасибо за то, что нашли её так быстро!

Уваров кивнул и добавил:

— Вам придётся дать показания против Котёночкина и вашей бывшей жены.

— С удовольствием, — с мрачной решимостью в голосе ответил Андрей. — А пока мы поедем домой.

— Да, домой, — повторила я, взяла Прасковью за руку. — Домой.

Девочка сжала пальчиками мою ладонь и притянула её к себе.

Глава 15. Маленький подарок…

25 июня, Репино

— О, это было славное время, — сказал свёкор, сдвинув очки на лоб и щурясь на солнце, которое пробивалось через крону цветущей липы. Марта хмыкнула:

— Девяностые — это был кошмар! — и снова застучала по клавишам ноута.

— Нет, Марточка, ты не права, деточка. Девяностые — это было время охренительных возможностей.

— Александр Андреевич, — я изобразила невинную добродетель на лице, хотя мне хотелось смеяться. — Вы знаете такие слова?

— Полиночка, ты представить себе не можешь, какие слова я учу по ходу сбора матчасти!

— Так то матчасть, а то… Нет, я просто не думала, что вы можете так говорить.

— Мне тоже тогда казалось, что я ничего не могу, — со вздохом ответил свёкор, но на его лице появилась улыбка, вполне себе мечтательная и ностальгическая. — Ведь я работал над эпическим, как сейчас бы сказали, романом о жизни комсомольцев на строительстве БАМа!

— Да? Это так интересно! — ответила я. — Всегда любила читать исторические романы!

— Я его не окончил. Видишь ли, Полиночка, политика партии… кхм резко изменилась. К тому же союз писателей перестал давать нам льготы и пайки. И Тонечка вынуждена была пойти работать в коммерческую организацию простым бухгалтером… А потом у нас родился Андрей. Мне пришлось переквалифицироваться в дворника.

— Я же говорю — кошмар! — откликнулась Марта, не переставая печатать.

— Да, но потом я написал первую часть «Бурого» и получил огромный гонорар. Мне заказали продолжение, а Тонечку повысили до главбуха. И мы зажили хо-ро-шо! — заключил свёкор. Я нахмурилась:

— «Бурый»? я читала эту серию. У нас в библиотеке в интернате были такие маленькие книжечки…

— Покеты, да. Было несколько переизданий, — свёкор даже раздулся от гордости.

— Но фамилия автора не Ходорович, — удивилась я.

— Конечно, Полиночка! Ходорович — автор монументальных коммунистических романов, а «Бурого» написал никому не известный молодой писатель Андреев, — усмехнулся свёкор. — Ты будешь смеяться, но у меня в то время было три псевдонима.

— Деда, что такое всевдоним?

Стёпка с Прасковьей подобрались неожиданно, и пацан попытался незаметно украсть из корзинки булочку с корицей, но Марта шлёпнула его по руке:

— А ну! Брысь, воришка!

— Марта, ну ты чего? — укорила я её и дала детям по булочке. — Не всевдоним, а псевдоним, Прасковья.

— Псевдоним — это второе имя автора, когда он не хочет светить первое, — объяснил свёкор.

— А-а-а, ник, что ли? — догадалась девчонка. — А почему ты не светил первое имя, деда?

— Потому что бабушка, Тонечка, сказала: «А вдруг всё вернётся? И Ходорович снова сможет писать под своим именем, не испытывая стыда за всех этих Бурых и Ментов».

— «Мента» тоже вы написали? — я даже брови подняла от удивления. — Серьёзно?

— А ты читала? — спросила Прасковья. — А у нас дома есть эта книжка? Я тоже хочу почитать!

— Тебе ещё рано, — я щёлкнула её по носу. — Иди лучше почитай Ребекку! Как раз для твоего возраста!

— Фу, Ребекка какая-то, — разочарованно протянула девочка. — Я бы лучше про мента… Когда я вырасту, я стану полицейским. Полицейской… Как это называется?

— Сотрудницей МВД, — усмехнулся свёкор. — А ты знаешь, Полиночка, что Ребекка вначале должна была зваться Сесилией? Но я сказал Свете Паниной, с которой мы писали в соавторстве, что это очень мягкое имя. А героиня у нас девочка решительная и быстрая, резвая, порывистая. Замечаешь, что во всех этих именах есть буква «р»?