Лихорадочно соображая, что спросить, что происходит, как быть, ляпнула:

— Где?

— В посёлке! Мы с Пашкой ходили в магазин за конфетками, а потом… — Стёпка задыхался от волнения и тараторил, глотая слова: — Машина чёрная, схватили, а мы кричали, а меня толкнул, а Пашка так визжала, и всё, всё!

— Стоп, стоп, Степан! Ты где сейчас? Где твой папа? Кто-нибудь ещё видел эту машину?

— Я тут сижу, я боюсь домой идти! — дрожащим голосом ответил мальчик. — Они скажут, что это я виноват — я же потащил её в магазин… Если бы не потащил, её бы не украли!

Он шмыгнул носом и вдруг разревелся. Я представила его — маленького, одинокого на лавочке у дороги, испуганного — и взмолилась:

— Стёпочка, не плачь, пожалуйста! Зайчик, всё будет хорошо, ты ни в чём не виноват!

— А что мне делать? — всхлипнул пацан.

— Иди домой и скажи обо всём папе. Я сейчас же предупрежу папу Прасковьи! Он сделает всё, что надо. Хорошо?

— Хорошо, — вздохнул Стёпка. — Отключаюсь.

Блин.

Я посмотрела на погасший экран телефона и зажмурилась. Кошмар какой-то… Как же я скажу Андрею?

Он влетел в офис буквально через минуту, сунул мне влажный от дождя букет пионов и обнял:

— Полишка, ты не представляешь, как я счастлив! Давай это будет мальчик, договорились?

Я повертела букет в руке и положила его на стол. Не глядя в глаза мужу, сказала:

— Звонил Стёпка. Прасковью похитили.

— Что?

Когда мы ехали домой на вызванном такси, Андрея трясло. Я держала его за руку и чувствовала, как пальцы впиваются в мою кисть. Терпела. Жалела его. Мне было очень страшно за Прасковью. Неизвестно, что попросят похитители! Неизвестно, как они обращаются с девочкой! Хоть бы не тронули, хоть бы не сделали с ней ничего!

— Что они сказали? — в пятый раз спросил меня Андрей.

— Ничего. Я не знаю. Я говорила со Стёпкой, — в пятый раз ответила я ему, терпеливо и ласково, хотя мне хотелось плакать от жалости к мужу и к Прасковье.

— Стёпка… Вечно этот Стёпка! — Андрей стиснул зубы так, что я отчётливо услышала скрип. Сказала мягко:

— Он ни в чём не виноват. Он маленький мальчик, что он мог сделать?

— Полинка… Я боюсь.

Я обняла Андрея, прижала его голову к щеке и принялась гладить по волосам. Бедный мой, бедный… Бедная Прасковья! Да нафига все эти миллионы, если нельзя спокойно спать и вообще жить?!

— Но ведь они должны были сказать что-нибудь, — пробормотал Андрей. — Ну, что позвонят…

— Они позвонят, Андрюша, — успокаивающим голосом ответила я, пытаясь не показать своего волнения. — А ты, наверное, должен обратиться в полицию!

— Нет! Никакой полиции! — резко ответил он, выпрямляясь. — Я не хочу, чтобы мне прислали мою дочь… по частям!

— Хорошо, хорошо, — испугалась я. — Не надо полиции… Надо ждать. Они позвонят.

— А если не позвонят?

— Позвонят. Они всегда звонят.

— Откуда ты знаешь? — раздражённо спросил он. Я хотела обидеться, но передумала. Не надо. Ему страшно. Это просто защитная реакция…

— Всё будет хорошо, — пробормотала, просто обнимая его руку ладонями. Лёгкое пожатие пальцев. Он словно извинился.

Дома мы первым делом бросились на поиски Стёпки. Потеряв десяток минут, нашли мальчишку на кухне с чашкой какао в руках. Андрей схватил Стёпку за плечо и затряс:

— Где Пашка? Что вы с ней делали на улице одни? Отвечай!

— Я не… знаю! Мы за… конфетами… — икая, мальчик выпустил из рук чашку, и та покатилась по столу, оставляя за собой бежевый полумесяц. Варя всплеснула руками и бросилась за салфетками. Я же прикрикнула на мужа:

— Оставь Стёпку в покое! Он тоже пострадал!

— Где моя дочь? — рявкнул Андрей. Я обняла мальчика за плечи, желая защитить, и он прижался ко мне, спрятал лицо в рукаве и прогудел туда:

— Они её увезли куда-то…

— Кто это был? Ты их запомнил? Ты запомнил машину?

— Нет! — воскликнул мальчик, словно с вызовом. — Я не помню! Машина чёрная! Два мужика в чёрном! И у них такие штуки на мордах были… Ну, когда банки грабят…

— Чулки?

— Нет. Шапки вроде с глазами…

Андрей выпрямился, отпустил Стёпку, сказал сам себе:

— Что это за хуйня…

— Может быть, у тебя есть конкуренты? Ну, с твоим умным домом… — спросила я.

Андрей застыл, наморщив лоб, потом помотал головой:

— Да вроде нет. Вроде никто ничего…

И схватился за карман, вытащил неистово звонящий смартфон. Смотрел на него несколько секунд дикими глазами, потом принял вызов:

— Ходорович, слушаю.

Ещё шире открыл глаза и, отняв телефон от уха, включил громкую связь. Мы услышали гнусавый голос, какой обычно показывают в фильмах с похищениями, чтобы никто не узнал.

— Твоя дочь у нас. Нам нужен миллион долларов мелкими купюрами. Если позвонишь в полицию — получишь девку по кускам. Куда принести деньги, сообщу позже. Сиди на телефоне.

— Подождите! — закричал Андрей. — Я хочу удостовериться, что она жива!

В телефоне замолчали, послышался шорох, потом Прасковья сообщила почти спокойно:

— Папа, забери меня отсюда. Пожалуйста! Меня держат в…

Связь прервалась снова. Андрей сглотнул — я отчётливо увидела, как его кадык дёрнулся вверх-вниз. Потом снова послышался гнусавый голос:

— Без выкрутасов, понятно? Я позвоню.

Андрей открыл было рот, но в телефоне забились нервные гудки. Я прижала ладонь ко рту. Прасковья держится отлично, но внутренне, наверное, умирает от страха! Зайка, солнышко рыжее… Андрей раздул ноздри, выдохнул с шумом, потом аккуратно положил телефон на стол. Смотрел на чёрный экран пару секунд, как на огромного паука — как если бы телефон мог наброситься и укусить, закрыл глаза. Мне хотелось обнять мужа, утешить, дать ему немного уверенности в том, что всё пройдёт хорошо, но Андрей вдруг словно очнулся:

— Полина, позови всех в гостиную. Я хочу, чтобы все были на виду. Степан, извини, если я слишком сильно тебя…

— Ничего, — солидно