— А ты хочешь вина?

— Нет, спасибо…

Он колебался, не зная, стоит ли сейчас спрашивать Анну о судьбе Жюдит. Привыкнув видеть в ней существо развращенное, эгоистичное и жестокое, он удивился, открыв, что под этим панцирем прячется страдание. Уже второй раз она дала ему почувствовать, что она простая женщина, такая, как Жюдит, например… И она могла быть счастлива обычным человеческим счастьем: богатая, красивая, молодая, из почтенной семьи, замужем за человеком, которого она, как говорит, любила. Кто же испортил золотой механизм ее жизни? Кто развратил ее? Тот же человек, что теперь хочет испортить, разрушить механизм королевства. Не странно ли, — за каждой драмой, за каждым горем стоит мрачная фигура графа Прованского?

Голос Анны вывел его из задумчивости.

— Теперь, — сказала она обычным тоном, — расскажи мне о своих сердечных делах. Я думаю, ты хочешь спросить меня о Жюдит, не так ли?

— Как ты догадалась?

Она пожала плечами и улыбнулась ему незнакомой грустной улыбкой.

— Ты слишком упорно меня искал. Или я ошибаюсь?

— Нет. Я искал ее и…

— Подожди, дай мне сказать, я не хочу, чтобы у тебя остались хоть какие-нибудь сомнения.

Итак, проезжая через Брюнуа после того, как мы с тобой расстались, я узнала все, что произошло у замка герцога Орлеанского… и кому было поручено совершить покушение. Я поняла, что рано или поздно ты придешь ко мне за ответами на свои вопросы. И ты пришел… Отдаваясь тебе здесь, в театре, я хотела доказать тебе, что наши тела всегда и везде смогут любить друг друга…

Подожди, я еще не договорила! Клянусь спасением души, я не знала, кому было поручено поджечь фитиль, я не знала, что это Жюдит… Знай это, я бы постаралась остановить ее, может быть, даже сказала бы, что ты жив… Я думала, мне хорошо известна душа принца, но я не смогла понять всю глубину его вероломства. По гороскопу он Скорпион, и Скорпион наихудшего вида. Скорпион грязи и липкой тины неизведанных глубин мира, рядом с которыми ад кажется раем… Но я не верю, что он способен на хладнокровное убийство…

— А я верю, он способен на это и на многое другое… — оборвал ее Жиль. — Теперь не важно, знала ли ты о Жюдит или нет. Важно другое.

Где она теперь? Что с ней? Жива ли она или он убил ее?

Анна удивилась.

— Почему он должен убить ее?

— Это просто: чтобы помешать рассказать…

— Кому? Если бы это было так, мосье не стал бы увозить ее и спасать от суда. Ее бы убили на месте в Сент-Ассизе… Нет, видя, что покушение провалилось, он предпочел сохранить ее до лучших времен. Ненависть и отчаянье превращают ее в настоящую мину, подложенную под трон. По крайней мере, для королевы она является постоянной опасностью…

— Тогда она жива?

— Она живет.

— Ты ее видела?

— Я видела, когда ее только что привезли.

При аресте с ней плохо обошлись, но, казалось, она даже не заметила этого. Прибыв в замок, сразу же поднялась в свою комнату, никого не видя и не отвечая на расспросы. Мосье распорядился, чтобы ее на время оставили в покое.

— Она там до сих пор?

— Нет, конечно. В тот же вечер она покинула Брюнуа, граф де Моден перевез ее в надежное место.

— Этот шарлатан…

— Да, этот шарлатан! Даже если тебе неприятно это слышать, ты должен знать, что он имеет на нее огромное влияние, очень похожее на влияние Калиостро. Твоя дорогая Жюдит обожает колдунов…

— Куда ее отвезли?

— Туда, куда лишь мадам может прийти поговорить с ней: в монастырь. В самый строгий монастырь Франции — в Кармель, в Сен-Дени.

В Сен-Дени! Монастырь, перед дверями которого затихала мирская суета и останавливалось королевское правосудие, обряд которого скрывал надежней, чем могила. Образ Жюдит, заключенной в крепости веры, сжал сердце Турнемина.

— В монастыре нельзя держать в заключении жену без разрешения мужа, — сказал он. — Жюдит моя жена, у меня есть доказательства нашего брака. Мне должны ее вернуть!

Госпожа де Бальби пожала своими красивыми плечами.

— Даже не думай об этом. В монастырь поместили мадемуазель де Лятур, чтицу графини Прованской, бедную девушку с поврежденным рассудком. Не забывай, что настоятельницу мать Терезу в миру звали принцессой Луизой Французской и она очень любит своих племянников. Достаточно будет одного слова графа… Верь мне, не нужно ничего делать, это и опасно и глупо. В монастыре Жюдит в безопасности. Мосье слишком хитер, чтобы не выждать немного, прежде чем придумать новую ловушку…

Жиль молчал. Главное он узнал: Жюдит жива и не подвергается никакой опасности. Что же касается ее заточения в монастырь, то тут мосье лишь опередил желание королевы. Пусть же теперь повелительница Франции прикажет ни под каким видом не отдавать Жюдит графу Прованскому и выпустить ее оттуда только по королевскому приказу…

Рука Анны, теплая и ласковая, коснулась его плеча и вывела Жиля из задумчивости.

— Начался пятый акт, — прошептала графиня. — Дай мне, пожалуйста, свой адрес, чтобы я могла тебя найти, и расстанемся…

Анна откинула занавеску. Жиль услышал начало монолога Фигаро: «О женщина! Женщина!

Женщина! Создание слабое и коварное! Ни одно живое существо не может идти наперекор своему инстинкту, неужели же твой инстинкт велит тебе обманывать? «

Графиня тихонько рассмеялась и, протягивая Жилю для поцелуя руку, сказала:

— Конечно, господин Бомарше большой талант, но не надо принимать его слова за библейские истины. Впрочем, его знание женщин кажется мне восхитительным.

— Быть может, именно то, что он говорит о них правду, и нравится женщинам?

Когда Жиль занял свое место в ложе рядом с Терезой, она взглянула на него испуганно и радостно.

— Господи, наконец-то вы пришли! — прошептала она. — Вас повсюду ищет Пьер-Огюстен.

— Я просто слишком увлекся его пьесой. Послушайте только, что говорит Фигаро: «Как все это произошло? Кто обрушил все эти события на мою голову? Я вынужден был идти дорогой, на которую я вступил, сам того не зная, и с которой сойду, сам того не желая, и я усыпал ее цветами настолько, насколько мне это позволяла моя веселость.»

Жиль впервые внимательно слушал монолог и внезапно почувствовал, насколько слова Фигаро перекликаются с его, Турнемина, мыслями. Он тоже не выбирал свою дорогу, тоже толком не знал своего настоящего «я», но впервые после исчезновения Жюдит он почувствовал себя молодым, спокойным и сильным, он снова был готов смело идти по дороге жизни, не страшась ее опасностей, но и не пренебрегая розами, цветущими на обочине…

Монолог закончился. Зал разразился бурными аплодисментами.