— А почему тебя должны арестовать?

— А почему бы и нет? — безнадежно протянул Левка. — У твоего следователя есть другие кандидаты в убийцы кроме нас?

Я сконфуженно промолчала, в душе признавая его правоту.

— То-то и оно, — промямлил Лев, приняв мое молчание за согласие.

— Между прочим, ты сам захотел нам помогать, — напомнила я. — Кто громче всех кричал, что он за справедливость?

— Кто ж знал, что все так обернется? — Левчик совсем сник.

Еще немного, и он, кажется, пойдет к Ульянову признаваться во всех убийствах, только бы больше не страдать от неизвестности.

— Ладно, Левка, ты не кисни! Что-нибудь придумаем! И потом, у тебя папа — депутат. Значит, его депутатская неприкосновенность распространяется и на тебя. Вот он тебя и спасет. А заодно, может, и нас с Люськой... — без особой надежды предположила я.

— И не надейся! Отец сразу после похорон Розы Адамовны на месяц в Швейцарию поехал...

— Выходит, его здесь и не было? — обреченно уточнила я.

— Нет. И еще недели две не будет. Так что, Женька, сушите сухари...

— Спасибо, родной, утешил. А ты, кстати, почему не поехал в Тулу?

— Так ведь не взяли! Твой супруг оказался весьма законопослушным товарищем. Ты, говорит, имеешь подписку о невыезде? Вот и не выезжай! А мы, говорит, сами разберемся, не пацаны зеленые, наверное! Я им схемку подробную нарисовал, а сам вот... — Левка еще раз тяжело вздохнул.

— Ясно. Ну, отдыхай, дорогой!

Вот и все! Последняя надежда реабилитироваться в глазах общественности только что разбилась с хрустальным звоном. Люська смотрела на меня глазами побитой собаки. Словно это не я, а она зашла в тупик в своем расследовании. Мне же вдруг стало жутко тоскливо и сразу захотелось домой, под теплое мужнино крылышко. Немного поерзав в нерешительности, я все же отважилась начать нелегкий разговор с подругой.

— Люсь, а Люсь, ты без Саньки своего скучаешь?

— Ага.

— Очень?

— Еще бы! Он у меня знаешь какой?

— Какой?

— Ручной совсем! Ну прям, как твои мужики, честное слово! — на ее глаза навернулись слезы. — А ты без Ромашки, Веньки и Вовки-змея скучаешь?

— Угу, — в знак солидарности я тоже хлюпнула носом.

Несколько секунд мы моргали друг на друга, а потом, крепко обнявшись, разрыдались, наверняка испугав соседей Людмилы.

Стратегический запас жидкости в моем организме иссяк довольно быстро. Я наконец почувствовала значительное облегчение, встрепенулась, с усилием отодрала Люську от своего плеча и строго прикрикнула:

— Ну, хватит здесь мокрядь разводить! Есть предложение: дождаться, когда мальчишки вернутся из Тулы, и двигать ко мне. Пора уже выходить из подполья! Впрочем, твой Саня сегодня у нас штабом работает. Так что можешь прямо сейчас отправляться к нему...

Людмила обрадовалась. Но, глядя на мою скривившуюся физиономию, неожиданно твердо заявила:

— Никуда я без тебя не пойду! Не могу я бросить подругу в такое смутное время, и все тут! Вот вернутся ребята — вместе пойдем!

Радость и гордость за Люську, правильно воспитанную мною, незамедлительно овладели всем моим существом. Чтобы это скрыть, я принялась со стахановским рвением разбирать остатки баррикады. Подружка, не раздумывая, бросилась мне на помощь. Спустя полтора часа, изрядно намаявшись и набив с полдюжины синяков и шишек, мы превратили конспиративную квартиру в прежнее уютное гнездышко семейства Хохловых. После этого Люська быстренько организовала чай, послав меня в ближайший магазинчик за тортом.

За священным ритуалом чаепития нас и застал Люськин Саня.

Увидев супруга, Люська посуровела лицом и близко к тексту процитировала одну дамочку:

— О, мрачный муж пришел! Кр-расота!

Саша на самом деле был мрачен до чрезвычайности. Неразговорчивый от природы, сейчас он молчал как-то особенно, я бы сказала, со значением.

— Собирайтесь, — сурово сказал Саня.

— В тюрьму? — пролепетала вдруг побледневшая Люська.

— Зачем в тюрьму? — не понял он.

— А куда же еще! — опечалилась Людмила. — Теплые вещи с собой брать или там выдают?

— Не надо, — серьезно ответил ее супруг. — Пока. А там видно будет...

Бесконечно страдая и готовя друг друга к самому худшему, мы с Люськой поплелись вслед за Саней. Он привел нас... ко мне домой. С душевным трепетом переступала я порог собственного жилища. Ожидала я чего угодно, но то, что увидела, не могла представить даже в самом страшном сне! Во-первых, руины Колизея по сравнению с моей квартирой — просто дворец! А во-вторых, и это самое главное, в двухкомнатные развалины набилось очень много народу. Приглядевшись к присутствующим, я узнала Ромку, Веньку, Вовку-следователя, Зою Федоровну, Светлану, бабу Нюру, даже Дуську зачем-то притащили! Ну и, естественно, была и группа товарищей с Кавказа. Я вежливо поздоровалась с присутствующими. Бабка при виде меня истово перекрестилась и незаметно трижды сплюнула через плечо, остальные сдержанно кивнули. Интуиция подсказала мне, что сейчас начнется разбор полетов, а так как на этот раз я проиграла, то пришлось потупить взор и приготовиться к участи жертвы. Боковым зрением я заметила, как позеленела Людмила, готовясь упасть в обморок.

— Кхм, — заговорил Ульянов. — Присаживайтесь, господа...

Начало обнадеживающее! Тех, кого собираются упечь за решетку, господами не кличут, все больше гражданами. Взявшись за руки, мы с подружкой уселись на два заранее приготовленных для нас стула.

— Да-а, — протянул Ульянов. — Теперь-то вы понимаете, гражданка Зайцева, что следствие ведут знатоки?

Я уныло кивнула, отметив про себя обращение «гражданка». Выдержав, как хороший актер, паузу, Вовка вновь заговорил:

— Я пригласил вас, господа, чтобы доложить об успешном раскрытии преступления, связанного с наследством семьи Либерман.

Мы с Люськой недоуменно уставились на следователя. Раскрытие? О чем это он? Ведь совсем недавно Людмила сделала глубокомысленный вывод, что следствие зашло в тупик, убийца не найден, а я опозорена...

— Поясни, пожалуйста, — осипшим от волнения голосом попросила я.

— Охотно. Итак, жила в Сибири одна еврейская семья. И было у них два сыночка и лапочка-дочка. Сыновья — погодки, но похожи друг на друга, как близнецы. А уж умищем их господь наградил — на восьмерых хватило бы! Детишки росли, росли и выросли в двух перспективных ученых. Доченька удачно вышла замуж, а мальчишки принялись изо всех сил двигать вперед отечественную химическую науку...

Ульянов помолчал, а затем продолжил:

— Нужно заметить, что хоть и оба брата были умненькими и талантливыми, но младшенький, Давыд, все же на порядок выше. Арнольд, конечно, тоже далеко не дурак, но в зрелом возрасте неожиданно у него на почве науки стали проявляться признаки некой душевной болезни... Ничего особенного, просто легкие заскоки. Но ведь не зря же говорят, что гении — все немного сумасшедшие! И вот именно Арнольд подошел вплотную к решению вопроса о сверхпроводимости. А это — Нобелевская премия, почет, уважение, деньги, в конце концов! Но тут душевный недуг Арнольда дал о себе знать. На семейном совете судили-рядили и так, и эдак... Давний друг семьи, Гамлет Ашотович Авакян, предложил простое и в то же время оригинальное решение: поменять братьев местами. Давыд, умный, талантливый и здоровый, будет дальше работать над открытием, а Арнольд под видом Давыда отправится в частную психушку...