– Господа, мы собираемся на долгое заседание. Завтра утром у нас будет экономический план, – заявил я, – или я уйду в отставку, и правительства не будет.

Один за другим я прорабатывал бюджет каждого министерства, призывая к сокращению программ. Когда кто-то возражал, я отвечал, просматривая черновик нашего плана вместе с недовольной стороной. Я всем позволял высказывать мнение независимо от того, как долго звучали их замечания или насколько неверными они были. Заседание продолжалось всю ночь до самого утра. Некоторые министры жаловались на истощение. Я отклонял подобные сетования.

– Израильский министр не должен спать, – говорил я. – Во время войны мы спорили ночи напролет; обязанность министра – бодрствовать.

Не все слушали. Был даже момент, когда мы урезали бюджет конкретного министерства и вдруг поняли, что его глава задремал. Он храпел.

К рассвету бюджет был урезан и стало ясно, что большинство министров поддержали программу. Осталось только переждать филибастер[158] и доказать слабеющей оппозиции, что я не закончу сессию без голосования. Двадцать четыре часа спустя оппозиция отказалась от обструкции, и я смог провести голосование. Пятнадцать министров проголосовали за утверждение плана, семь выступили против, трое воздержались.

Я покинул заседание с чувством выполненного долга, но и с некоторым опасением. Несмотря на всю мою уверенность (и заверения) на встречах с оппонентами, я не мог гарантировать, что программа сработает, и боялся, что у нас не будет других вариантов. Кроме того, я задавался вопросом, будет ли участие правительства в «жертве» достаточным, чтобы профсоюзы приняли план.

Вскоре я получил ответ. Утром 1 июля 1985 г. мы опубликовали заявление с описанием только что утвержденной программы. Позднее в тот же день я подготовил речь, зная, что израильтяне захотят услышать своего премьер-министра, понять, что мы делаем и почему и как это выведет их из тьмы. В тот день я прибыл на телеканал, еще раз просмотрел свои заметки, прежде чем занять место за столом перед камерой, готовый к прямой трансляции на всю страну. Но прежде чем я успел что-то сказать, техники студии встали и все вместе покинули съемочную площадку.

Одна из моих помощников поспешила выяснить, что происходит.

– Что это значит? – спросил я, расстроенный хаосом и неуважением к работе.

– «Гистадрут» объявил забастовку, – сказала она мне. – Они позвонили и сказали всем уйти. Они не хотят, чтобы люди слышали, что вы говорите.

Я подавил свое разочарование, понимая, сколько важной работы еще предстоит. Без сотрудничества с «Гистадрут» план стабилизации был обречен на провал. Мне нужно было склонить их к уступкам.

Мы потратили на переговоры следующие две недели. Я старался показать им, насколько это было возможно, честно и открыто, что, сколь бы болезненной ни была программа в краткосрочной перспективе, она оставалась единственным шансом спасти израильскую экономику для наших детей. Они просили изыскать варианты компенсации рабочим, чтобы держать под контролем последствия экономических потрясений, но я вновь и вновь вынужден был напоминать им, что это только перезапустит смертельный виток инфляции. В итоге мы достигли договоренности: профсоюзы согласились приостановить забастовку и неохотно приняли программу, а я пообещал, что, как только экономика стабилизируется, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь снова поднять жизненный уровень.

Потребовалось меньше месяца, чтобы увидеть плоды нашего труда. В августе 1985 г. инфляция упала до потрясающих 2,5 %. К концу года она стабилизировалась на уровне 1,5 % и продолжала снижаться. Безработица выросла чуть более чем на 1 %, что было намного ниже скачка, которого мы опасались. В конечном счете план был высоко оценен по всему миру, превратился в тему научных статей и лекций в лучших университетах как новаторский подход к мрачному и сложному кризису, который может повториться в мире.

* * *

Скорость, с которой восстанавливалась экономика, дала мне возможность дышать свободнее и думать о следующих важных шагах, которые мы предпримем как государство. Мы спасли экономику, но в некотором смысле мы с ней попрощались. Социалистические рамки, заложенные при основании нашего государства, перестали быть жизнеспособными. Нам предстояло сделать первые шаги к капитализму – овладеть подходами, характерными для свободного рынка. И тем не менее мы начинали заново, но не с нуля, далеко не с нуля. У нас был сильный сектор высоких технологий, поддержку которому оказывали уникальные университеты и исследовательские институты. У нас был один из самых высокообразованных народов в мире, в том числе тысячи инженеров с большими талантами и амбициями. У нас была обязательная служба в Армии обороны Израиля, где молодые мужчины и женщины узнавали, что вопросы так же важны, как приказы, и что никакие звания или чины не освобождают от необходимости объяснять свои намерения и цели. И конечно же, у нас была культура хуцпы, заслуженная репутация нации, готовой рисковать.

Теперь нам следовало развивать эти преимущества в частном секторе. Нам нужны были предприниматели, готовые превратить свои идеи в стартапы; венчурные инвесторы, вкладывающие деньги в их идеи, обеспечивающие при этом поддержку и управление; многонациональные технологические компании, для которых Израиль стал бы критически важным хабом и которые обучили бы наших работников и обеспечили цепочки поставок и партнерские отношения.

Прежде всего мы должны были освободить наших инженеров от работы в правительстве и создать кадровый резерв, откуда стартапы могли бы нанимать специалистов, дать прозорливым людям возможность создать что-то свое. Эта работа началась так, как мало кто ожидал, – с моего решения уничтожить проект, который я вынашивал с детства и который долго считал смелой и благородной мечтой.

После Шестидневной войны Франция – основной поставщик вооружения – отвернулась от нас. Шарль де Голль, поддерживавший израильско-французские отношения в прошлом, неожиданно решил, что мы служим препятствием его более широкой стратегии. Сосредоточившись на улучшении отношений с арабским миром, де Голль использовал войну 1967 г. как повод для введения временного эмбарго на поставки оружия в Израиль и тем самым выразил свою заинтересованность в новых торговых партнерах. В то же самое время Великобритания отказалась от договора о продаже танков Израилю. У нас не было возможности оперативно заменить поврежденные истребители, не было запасных деталей для тех машин, которые все еще оставались в рабочем состоянии, и не было надежного способа пополнять боевую технику. В этой ситуации Соединенные Штаты сделали все возможное, чтобы восполнить этот пробел, но заставили нас побеспокоиться во время последующей войны Судного дня, когда обещанные поставки были необъяснимым образом отложены. Стало ясно, что, полагаясь на помощь иностранных правительств в вопросах безопасности, мы можем стать заложниками внезапных поворотов чужой внешней политики.