Ника выпила кофе и ушла. Еду себе купила в палатке у метро – ход-дог за десятку. В Приреченске он стоил столько же. Выходит, для «быдла» цены одинаковые везде, что в провинции, что в столице. И она, Ника, влилась в его ряды…

– Ой, какой он все же милашка. Да, девочки? – услышала она звонкий голосок рядом с собой. – Я тащусь от него…

Ника обернулась и увидела троих девчонок, стоящих под рекламным банером группы «Пацаны». Одна из них гладила изображение Руслана своими пальчиками с обкусанными ногтями и приговаривала:

– Такой душка. Такой милашка. Прямо съесть хочется…

– Даш, хватит уже! – одернула ее подруга. – Задолбала ты со своим Русланом. Он, конечно, ничего, но и получше есть…

– Нет! – горячо возразила та. – Никого нет лучше! Он мой идеал!

– Теперь добавь, как обычно, что ты за него замуж выйдешь!

– Обязательно! – без тени сомнения выдала девчонка.

– Какая же ты дура! Утром он на тебя даже не взглянул…

– Он торопился.

Тут Ника поняла, что нужно вмешаться:

– Девочки, извините, что ввязываюсь в ваш разговор, просто Руслан меня тоже интересует…

Влюбленная барышня тут же из милой нимфетки трансформировалась в ревнивую фурию. Пришлось Нике выкручиваться:

– Я журналист из провинции. Руслан обещал дать мне интервью. Телефон оставил. Но я звоню, звоню, а он трубку не берет.

– Ну-ка, покажи телефон!

Ника продемонстрировала номер на экране своего сотового.

– Домашний, – цокнула языком девушка. – И, главное, правильный.

– А ты откуда знаешь, что правильный?

– Я о Руслане все знаю. И его любимое блюдо, и размер одежды, и адрес его, и телефон. Меняет он, правда, номер часто. Но этот правильный.

– А почему он не отвечает?

– Потому что его в Москве нет.

– Как это? Ночью же был. Вот доказательство! – Ника указала на банер, на котором было указано время начала выступления – полночь.

– Он и утром был. Мы у его подъезда дежурили с восьми утра. А в девять он вышел из дома. Сказал, что летит в Сочи на какой-то корпоратив. Незапланированная халтура. Оттуда на гастроли отправится. И десять дней будет отсутствовать.

Она еще что-то щебетала, но Ника ее не слушала. Незапланированная халтура, значит! Да еще в Сочи. Кто откажется от такого? Ника, окажись на месте Руслана, тоже сорвалась бы, наплевав на случайную любовницу. Но можно же было хотя бы предупредить! Телефон у нее весь день включен. И Руслан мог позвонить или написать смс…

«Не хочет оправдываться, – решила Ника. – Объяснять что-то. Легче без слов свалить… Или он просто-напросто забыл обо мне! И это тоже вероятно…»

Словно оплеванная, Ника вернулась на вокзал. Купила билет на поезд. После чего набрала номер Армэна. Долго не отвечали. Но, когда она уже собралась нажать на отбой, Ника услышала:

– Не звони больше по этому телефону, сука! – говорил, естественно, не Армэн, а его жена. – Поняла?

– Позови Армэна.

– Пошла ты!

– Если он узнает, что ты не дала ему телефон, когда я звонила, он…

– Скажет мне «спасибо»! Потому что он тебя больше ни видеть, ни слышать не желает. Поняла?

– Не ври!

– Он говорит, что ты шалава и дрянь. Это его слова. Поняла?

Это вечно повторяющееся «поняла» так взбесило Нику, что она… Нет, не наорала на оппонентку матом, а расплакалась от злости. С ней часто такое бывало.

И жена Армэна вдруг совсем другим голосом проговорила:

– Приступ у него сердечный был. В больнице он сейчас. Слабый. Не приходи к нему. Ему волноваться нельзя.

Ника решила, что это даже хорошо. Потому что явиться к Армэну в больницу она сможет только послезавтра.

– А когда можно будет прийти?

– Никогда! Армэн в семью вернулся. Он, когда выпишется, сам тебе все скажет. Поняла?

Зло зарычав, Ника отключилась. Она все прекрасно поняла! Когда у Армэна случился сердечный приступ и он попал в больницу, первое что он сделал, придя в себя, позвонил ей. Ника не ответила, и он набирал ее еще и еще. Сильному мужчине необходима жалость (они называют это «сочувствием») любимой женщины. И если та не может сию минуту его пожалеть хотя бы словесно, то он свяжется с другой, не такой любимой, но родной и все-все понимающей, чтобы гарантированно получить свою порцию сочувствия. А уж та своего не упустит. Примчится по первому зову. Окружит заботой. Пылинки будет сдувать. С ложки кормить. И предлагать свою почку, если вдруг она понадобится, как бы всем своим поведением говоря: вот смотри, кто чего стоит. Я тут с тобой, я рядом. Я твое плечо, правая рука, а заодно и жилетка. А та, другая… Кто она, где она?

«Да ладно бы только это! – злилась Ника. – Пусть бы она облизывала Армэна, пока меня нет. Я даже не очень волнуюсь из-за того, что она наверняка его против меня настраивает. Хуже всего, что она завладела его телефоном. Теперь я не смогу ему дозвониться. И все мои вызовы и эсэмэски она сотрет. А потом скажет ему: «Твоя потаскуха ни разу не позвонила. Она где-то шляется, не вспоминая о тебе!» Естественно, я смогу это опровергнуть, показав свой телефон. Но захочет ли он со мной разговаривать? У жены Армэна есть почти два дня на промывку мозгов…»

Всю дорогу до дома Ника изнывала от нетерпения. Хотелось выбежать из вагона и подтолкнуть состав, чтоб быстрее катил. Когда наконец доехали, Ника побежала на стоянку за машиной. Не мыться, переодеваться, есть, а мчаться в Приреченск.

Добралась, к счастью, без приключений. И сразу в больницу. Но ее в палату не пустили. Сказали, посторонним нельзя.

Не зная, что делать, Ника сидела в фойе. И тут увидела друга Армэна. Он шел с гостинцами к больному, и его пропустили.

Ника окликнула мужчину. Тот обернулся, нехотя подошел. Лицо его было недовольным.

– Как он? – спросила Ника.

– Уже нормально.

– Меня не пускают к нему. Не поможешь пройти?

– Нет, извини.

– Почему?

– Не хочет он тебя видеть.

– Все-таки задурила она ему мозги… Змеюка!

– Если ты о жене Армэна, то она тут ни при чем. Ты сама виновата. Когда он в беду попал, тебя рядом не оказалось, ты где-то шарахалась…

– Да не шарахалась я нигде! Я дома лежала, болела.

– Не было тебя дома. Я в тот момент в областном центре был. По просьбе Армэна к тебе заезжал. Мне никто не открыл.

– В магазин выходила, наверное…

– Я три раза заходил. В разное время.

Ника не знала, что сказать. Но она обязательно придумала бы, да только слушать ее больше не желали.