Некоторое время она продолжала бороться за мужа. Стучалась, куда только можно: в прокуратуру, в суд, на телевидение, в газеты, в администрацию президента, в Госдуму, уполномоченному по правам человека… Еще в тысячу мест. Результат был один и тот же. Жалобы пересылали в прокуратуру, а оттуда отвечали: «Дело рассмотрено всесторонне и полностью, оснований для пересмотра нет».

Татьяна устала биться в закрытые двери и встречать равнодушие. Сдалась. Смирилась с тем, что муж никогда не вернется. Ей же надо было кормить и поднимать на ноги детей. Поэтому она переключилась на более важное дело: повседневную борьбу за выживание. Татьяна стала деревянным веретеном, которое только и делает, что крутится. Без радости, без чувств, без надежды.

Детям она не говорила, что случилось с отцом. Но подозревала, что сын знал. Однажды, когда мальчику исполнилось одиннадцать лет, ее вызвали в школу.

— К нам приезжал писатель, проводил в школе анкетирование, — пояснила учительница. — Вопрос был такой: «Что бы ты хотел спросить у Бога? Что бы хотел рассказать Богу? Что бы хотел попросить у Бога?» Я хочу показать вам, что написал ваш сын. Да не волнуйтесь вы так! Тут ничего особенного: мы всем родителям показываем…

Татьяна дрожащей рукой взяла двойной тетрадный листок. Она сразу же узнала до боли родной, корявый почерк сына…

«Здравствуй, Господи. Как у Тебя дела? Как живешь? Как здоровье?» — писал мальчик. — «Как Тебе там, на небе? Все ли у Тебя есть? Может, что надо? Господи, а вообще-то Ты есть? Другие страны Ты обслуживаешь?

Я, Тебя, конечно, люблю. Но маму и папу больше. Это ничего? Сделай так, чтоб человеку при рождении выдавали запасные детали: ноги, руки, письки и другие жизненно важные органы. А то зачем так получается, что человека растили годами, а потом бац — и он уже мертв? За что мы стареем? Можно мне не умирать, а?

Ну а когда мы спим, почему нам засчитывают жизнь? Неправильно же это! Во сне мы даже не кушаем… А Ты хитрый! Вначале позволяешь человеку согрешить, затем он покается, и Ты его прощаешь. Получается, Ты всегда добрый. Ловко.

Но все-таки я вот что думаю: спасай людей не от грехов, а от одиночества… А Светку перевели в другу школу! Теперь Ты доволен?! А я семнадцать раз в день молился Тебе… Свечку в церкви поставил, зубы даже на ночь почистил. А Тебе все было по фигу. Кукуй теперь там без меня!

Кстати, с какого момента можно считать человека взрослым? Когда он не боится уколов? Или когда ему нравится Светка? Почему люди вначале влюбляются, а потом тихо плачут?..

И еще. Почему весной, когда вечером Ты включаешь на небе звезды и дуешь на Землю теплый ветер и вокруг тихо-тихо, мне иногда хочется плакать? Я никак не могу понять: что Тебе сделал мой папа, что ему так не везет?

Я долго думал, что попросить у Тебя. Может, компьютер? Потом решил: зачем Тебя беспокоить по пустякам. Надо попросить что-то очень важное. Так вот, хочу, чтоб мама приходила с работы всегда веселая и добрая. Ну а если Ты найдешь ключи, которые я потерял, прошу вернуть. Только честно.

Петя. Класс сам знаешь какой.

Приписка: Так как Ты думаешь, будет у нас нормальный мир или нет?»

Таня проплакала над этим сочинением целую ночь. Она поняла: сын знает про отца гораздо больше, чем говорит. С тех пор у них установился молчаливый договор, они оба делали вид, что в их семье не существует страшной тайны. Притворялись ради дочери и сестры…

Так и началась ее четвертая жизнь (красавица — чудовище — примерная жена — жена чудовища), до боли похожая на вторую. Но ей ли не знать, что и счастье, и горе всегда имеют свой предел…

* * *

И вот сейчас, когда на ее кухне сидел журналист и с удовольствием ел суп, Татьяна вдруг поверила, что еще сможет летать в этой жизни…

А поверив — полетела.

Наконец-то она вычерпала свое горе до дна! Об этом радостно кричала душа. Теперь впереди только хорошее! Муж вернется! А дом будет полной чашей!

Главное — верить в это! И еще, конечно, летать!

* * *

Правда, сейчас ее полет еще был робок: без той скорости, без той высоты. Но он словно говорил: погоди, то ли еще будет!

Андрей Ветров увидел, как в глазах женщины зажегся огонек, и насторожился.

«Неужели она влюбилась меня? — с опаской подумал он. — А что, вполне возможно. Иначе с чего бы так загорелась? Сколько она уже без мужа? М-да, против природы не попрешь. Вот я попал! Надо смываться отсюда».

— Спасибо, все было очень вкусно, — произнес он, вставая.

— Попробуйте добавки, — из вежливости предложила она. Но поспешность Ветрова застала ее врасплох. «Что-то быстро он наелся, может, суп недосолен? — пронеслось у нее в голове. — Или недоварила?»

— Нет, благодарю. — Андрей постарался тепло и искренне улыбнуться, но вышло несколько натужно. — Вы действительно очень вкусно готовите. Но мне пора бежать. Надо еще билеты на самолет купить. Завтра хочу улететь. Я уже все узнал, что хотел. Теперь надо готовить статью.

«Ей самой было бы потом неудобно за эту минутную слабость, — подумал Андрей, выходя из квартиры. — Не та ситуация, где можно флиртовать. Тем, что я пришел в гости, — уже переступил определенную грань. Нехорошо! В следующий раз надо быть осмотрительней с женщинами…»

А Татьяна осталась в легком недоумении…

Самолет вылетал в Москву рано утром. Очень рано! Еще до первых петухов. Поэтому Ветров заказал такси на полчетвертого ночи. (Или уже утра?)

«Как же я буду вставать? — подумал он. — Может, вообще не ложиться?»

Андрей изучил программу телепередач. «М-да, не вдохновляет». Собрал раскиданные по номеру вещи, сложил в сумку. Потом улегся на кровать и взял трубку телефона.

— Добрый вечер, Ольга, — сказал он, дозвонившись до Азаровой.

— Привет, Андрюша, — ответила она.

— Я отработал здесь по полной программе. Завтра возвращаюсь в Москву.

— Молодец. Как результаты?

— Думаю, что результаты есть. И весьма неплохие. Например, я встретился со следователем, который вел то дело. Он оставил очень хорошее впечатление.

— То есть как? — По голосу было слышно, что Ольга заволновалась. — Ты хочешь сказать, что он убедил тебя? У него есть железные доказательства вины Куравлева?

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Ветров. — Никаких особых доказательств нет. Просто следователь оказался приятным человеком.

— Но ты же понимаешь, что приятный человек — не профессия!

— Я понимаю. Все нормально! Я прилечу завтра. На работу приду послезавтра. Все документы на руках. Так что есть с чем работать.

— Хорошо. Я жду.

Андрей положил трубку.