Они ждали. Знакомый депутат, до которого удалось дозвониться одному из троих, обещал вывести их на Круглоуниверситетскую, откуда машина увезет спасенных в безопасное место.

Испуганный юноша сидел на корточках и слегка раскачивался из стороны в сторону, его била мелкая дрожь. Напряженный ходил по кругу, курил сигарету за сигаретой, непрерывно сплевывая табачные крошки и крошево зубов. Безучастный подпирал спиной припорошенные пеплом ящики и, не мигая, глядел в стену, из-за которой доносились приглушенные крики, зычные команды офицеров, отдаленные взрывы светошумовых гранат.

– Они его убили. Я видел, – спокойно и четко вдруг произнес Испуганный, до этого что-то неразборчиво бормотавший под нос. И заплакал. Отчаянно и беззвучно.

Напряженный отвернулся и потянулся за новой сигаретой. Безучастный прищурил воспаленные глаза и потер левую ногу. По камуфлированной брючине расползалось багровое пятно.

Мурлыкающий рингтон мобильного заставил всех вздрогнуть. Безучастный медленно поднес трубку к разбитому уху.

– Ну шо? Та все добре зi мною. Як вiн, питаю… Дихає важко? Зовсiм не рухається? А лiкар що? Угу. Я потiм передзвоню. Ну зайнятий я. Трохи. Все-все, припиняй.

– Син? Поранений? – почему-то решил я.

– Пес. Хворiє, – после паузы коротко пояснил Безучастный и неохотно добавил: – Син два роки тому на заробiтки подавсь. Досi вiд нього нiчого не чуть.

– Чем больше узнаешь людей, тем больше любишь животных? – насмешливо поинтересовался Напряженный.

– Тварин завжди любив. Людей починаю боятися, – ровным голосом ответил Безучастный.

– А я их ненавижу. Нелюдей! Зверей!! – Напряженный шумно выплюнул окровавленный окурок.

Где-то совсем рядом хлопнул помповый «Форт».

Испуганный вскочил и тихо заскулил. Напряженный, морщась, поднялся, притянул его к себе и обнял. «Тихо-тихо, синку, та все буде добре…» Закутанной в серый бинт рукой он бережно гладил его. Как испуганного щенка. По грязному загривку, по нервно дрожавшей холке.

Стая людей пятнистого окраса, рыча, откусывала метр за метром. По ту сторону оскаленных баррикад люди вгрызались в брусчатку Майдана.

http://independence.zn.ua/

Недалекое прошлое.

Киев, центр города.

20 февраля 2014 года, примерно 09.00 по местному времени

Умирают все одинаково,

если пуля попала в цель.

По случайности, а не знаково

все становятся под прицел…

Анастасия Дмитрук

Расшифровка радиообмена

контрснайперской группы МВД Украины

20.02.2014 года, Киев

Некоторые персонажи

Мирон – п/п-к милиции Бичкивский А. М.

Гами – м-р милиции Бублик О. В.

Судья – полковник милиции Човганюк В. И.

00:03 Внимание, общая информация! Все меня принимают?

00:05 Всем постам плюс!

00:09 «Феликс» плюс.

00:12 «Добер» плюс.

00:17 «Мирон», все тебя слышат.

00:19 Саша, слышишь?

00:21 Плюс!

00:23 Информация такая: внимательно по улице Грушевского. Приготовились работать. Если будет движение с оружием – доклад и работа. «Беркут» готовится вперед, будем прикрывать. Как при-нято?

00:37 Всем плюс!

00:39 «Феликс» плюс!

00:45 «Мирон», три пять, «Гами».

00:47 Три шесть.

00:49 Смотри, мы только отель «Украина» отсюда наблюдаем. Может, нам переместиться на ваш, верхний уровень?

00:56 Щас будут открыты окна, будем дальше двигаться. Пока наблюдаем то, что есть. Слушайте и смотрите. Звук выстрелов слева. Тянет ветер. Там еще движения какие-то, верхние окна открыты. Наблюдайте внимательно. Дистанцию смотрим, поправку ставим – в готовности работать. Все наблюдаем. Отель «Украина» – основа. Крыши зданий высотных… – приоритет. Улица Грушевского – все, кто правее «Феликса», наблюдают Грушевского. Как приняли?

1:24 Плюс плюс.

Был день. Мрачный и сумрачный, но обещавший разгуляться. День после долгой и страшной ночи, не принесшей ничего, кроме неопределенности и неизвестности. День после трех месяцев долгого и всем надоевшего противостояния. Противостояния, которое уже обошлось в два десятка загинулых – раненых и тех, кто убит с другой стороны, кто растоптан и разорван разъяренной толпой, кого запытали до смерти в подвале Дома профсоюзов – этих не считали. Но и своих два десятка – много.

Очень много…

Микроавтобус стоял на Городецкого. Он уже примелькался, принадлежал одной из фирм, поддерживающих Евромайдан, и с него на Майдан не раз привозили жрачку. Потому на лобовом стекле была специальная метка – свой…

Несколько человек сидели в машине, в темноте, прямо на полу. Было непонятно, что происходит, что вообще делается. Единственным источником информации было радио у координатора на переднем сиденье, но он его включал на короткое время и снова отключал. Железные борта фургона отделяли их от внешнего мира, где убивали и умирали, где мерзли и горели, где карабкались, срывая ногти на холм, и закрывались алюминиевыми щитами от пуль милицейских снайперов. Всего лишь несколько десятков метров отделяли их от того места, где скоро сотворится история, история даже не их страны – история всей Европы, даже всего мира. Новое родится здесь, в дыму покрышек и отчаянном крике: «Не стреляй, урод!», капнет на грязную, затоптанную мостовую вязкой от холода, вишневой кровью. Ложем истории была грязная, с разбитым асфальтом мостовая, ее родителями – пацаны с касками и щитами, дивчинки из медичной допомоги Майдана, которые не знали точно, за что они умирают, но думали, что за что-то светлое и радостное, доброе и нужное всем людям, повитухой – снайпер где-то там, на крыше. Но их здесь, в тесном, грязном и душном фургоне – от биения живого пульса истории, от ее первого крика – словно отделяли годы. И бесконечные равнины.

1:29 Слева, на жестяной крыше! Оттуда ведется стрельба.

1:35 Стрельба с района баррикад… справа от украинского отеля… «Украина».

1:47 Кто стрелял? Наши не работают поэтому на крыше, он без оружия.

Все они – те, кто был в этой машине, – впервые встретились всего несколько дней назад. Ни один из них не знал друг о друге больше, чем позывной – даже имени они предпочитали не знать. Каждый из них имел свою причину быть здесь – и не знал о причинах другого…