Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова ударили копья в щиты, а из второго ряда выметнулись руки с тяжёлыми секирами да ударили сверху, их разбивая.
– Как работают-то! Как работают в свой последний час злыдни! – кивнул Сотнику стоящий рядом с мечом Климент.
– Эдак сколько они наших жизней то заберут в таком смертельном отчаянье! – вторил ему Филат.
Сотник стряхнул с себя жалость к этим седым ветеранам из бывших смоленских дружинных, с кем и сам ходил когда-то в битву в едином строю. И принял решение. Каждая минута промедления могла стать последней для кого-то из его команды, а этого он никак не желал! Итак Сотня уже понесла невосполнимые потери.
«Самострелы в три шеренги становись!» – раздалась резкая команда.
«Стенка, на колено в упор!» – и два ряда копейщиков разом опустились на колено.
«Первая шеренга, Бей!» – и пять самострелов в упор удалили поверх своих копейщиков.
«Вторая шеренга, бей!» – и пять арбалетных болтов пробили щиты насквозь войдя в их хозяев.
«Третья шеренга, бей!» – ещё пять пробили броню трёх застывших на месте воинов.
У них уже не было щитов, и сами они шатались от полученных ранений, но, тем не менее, продолжали упорно держаться на ногах с мечами в руках. Вот их предводитель, воин с длинными пшеничного цвета усами и висевшей как плеть левой рукой поднял меч и взревел: «Русь!»
Все трое с места ринулись в последнем броске на замерший строй копейщиков.
Через пять секунд всё уже было кончено.
«Не так вы должны были уйти, воины! Не так и не здесь!» –качал головой Сотник стоя у поверженных тел.
Эта схватка с настоящими бойцами обошлась Сотне дорого. Трое «обережников» были убиты. Ещё около девяти получили серьёзные ранения. Причём, двое из воинов, получивших те ранения, были в критическом состоянии.
У Назара, десятника с первого взвода, была отсечена кисть руки. У Алексея, с Молчановской Судовой рати, копьё пробило кольчугу с бронёй, а за ней, развалив ребра, дошло до лёгких, и теперь они оба лежали, истекая кровью на подстеленной рогоже палубы.
Не теряя времени, ладьи подогнали к берегу, где предстояла долгая борьба за жизни раненых. Благо, теперь у Андрея уже были обученные помощники в лице медсестёр и Митяя.
– Климент! – позвал своего заместителя Андрей, – Бери разведчиков и всех «обережных». На двух захваченных ладьях поднимись до той усадьбы, что у устья Куньи стоит. Всё там выжгите дотла, чтобы даже следов логова не осталось на том месте! Если местные с Холма будут что-нибудь там вякать, старших их тащите сразу ко мне. Разберёмся, как они тут у себя под боком приютили целую банду! Побеседуем…
Две возвращавшихся ладьи Мирослава на пристани Холма переполоха не вызвали. Боярин вёл жизнь затворника, и что-то определённого про него сказать местным было нечего. Есть у него хорошие ладьи и большая дружина. Местных они не обижают. Наоборот, постоянно закупают продукты в большом количестве да дают пожертвования бедноте на прокорм и про Храм не забывают. А то, что отдаляются от всех, так-то их личное дело и лучше уж туда не лезть. Вот и сейчас, все проводили глазами эти две ладьи, что шли ходко на вёслах к своей усадьбе, да продолжили свои дела.
Один Жидислав взволновался не на шутку, услышав новость про возвращение боярина.
– Готовь поместных! В гости пойдём, – отдал он распоряжение своему ближнику да полез в сундук, чтобы найти для себя какой-нибудь важный выходной наряд.
В Кунью зашли на полном ходу, уверенно держа путь к небольшой пристани у видневшейся неподалеку усадьбы.
На берегу уже ждала толпа из несколько воинов, мужиков в простой одежде, как видно, работников, да нескольких баб с детишками.
– Всем стоять! Не двигаться! Именем Великого Новгорода, оружие на землю! – и на пристань под визги баб и детей да заполошные крики мужиков с шумом посыпались высаживаемые воинские десятки. А над ладьёй вдруг взвилось боевое знамя Сотни.
Раздалось несколько щелчков самострелов, и на землю рухнуло четверо воинов, неосмотрительно схватившихся за оружие. Трое остальных предусмотрительно положили свои мечи и копья на землю и замерли, понимая, что перед столькими наведёнными самострелами уж лучше стоять смирно.
– Степан! Держи со своим взводом пристань, – отдал команду Климент, – Всех мужиков связать, баб и детей не трогать!
– Онисим, твой взвод зачищает сараи и все хозяйственные постройки!
Взвода Угрима и Радислава – на вас штурм усадьбы! Варун! Твоим разведчикам прочесать, проверить ближайший лес!
И пошли людей по дороге к городу, для контроля!
– Всё работаем братцы! Вперёд!
И сотня ног затопала своими крепкими кожаными подошвами по берегу.
Небольшое сопротивление оказали только в самой усадьбе, пытаясь отстреливаться из луков. Но самострелы двух десятков быстро подавили лучников, и через десять минут пять их трупов, пробитых болтами, уже лежали перед крыльцом, а двоих раненых «обережников» уже перевязывали холстами свои же товарищи.
– Всё обыскать, проверить каждую щель! – бросил Климент и подошёл к пленным воинам. Всего на пристани и в усадьбе взяли пятерых и уже пытались от них получить хоть какие-то сведения. Держались они, отойдя от первого шока, независимо и вызывающе. Ломать их Клименту не хотелось, поэтому единственное, что он им сказал, когда те ему заявили, что сейчас прибудет посадник, и он ещё ноги его целовать будет, чтобы выпросить прощение.
– Насчёт посадника разберёмся, а вы, тати, разбойники и убийцы, перекрываете торговые пути Новгородские и за всё-то только уже достойны лютой смерти!
В это время подбежал дозорный разведки Онни и доложил:
– Поручик, на дороге отряд в два десятка копий пешим строем идёт. Впереди трое верхами. Один в бобровой шубе и сильно толстый, видать, Посадник сам будет. Лицом кра-асный!
– Всем занять свои позиции! – отдал команду Климент, – У нас гости, встречаем!
Через десять минут на небольшую полянку перед усадьбой выехала тройка верховых, один толстый, в богатой бобровой шубе и весьма спесивого вида, остановился посреди двора и уставился перед собой. Прямо перед ним в богатом кресле с высокой резной спинкой сидел воин в дорогом доспехе и жевал, смачно откусывая копчёный окорок, да отрезал от него кинжалом крупные ломти и передавал их за спину. А там по бокам стояли с довольными мордами ещё два головореза в таких же богатых бронях и вызывающе нагло глядели на подъезжающих.
– Кто такие, что вы тут устроили, где боярин Мирослав!? – чувствуя исподволь какую-то неуверенность перед этими дерзкими дружинниками, и оттого на себя злясь, завизжал Жидибор.
– Ты почто скотину-то свою пугаешь? – усмехнулся Климент, – Вон как она прянула-то, как только ты тут заголосил. Взбрыкнёт ещё ненароком, и выпадёшь из седла, да ещё шубейку свою богатую перепачкаешь в пыли барин.