Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше рисковали экипажи двух подлодок проекта 667БД «Мурена», получившие задание выйти на позиции и провести учебные стрельбы баллистическими ракетами. 667БД – те самые «ревущие коровы», которые почти открыто пасли американские субмарины-охотники.
Несмотря на то что имитация залпа производилась одной ракетой, риск быть торпедированным оставался.
Целых семь минут советские «мурены» находились под прицелом американских субмарин – акустики доложили в рубку, что слышат шум открываемых торпедных аппаратов.
Получили доклады от своих акустиков и командиры американских многоцелевых «лос-анджелесов». Понимая, что пуском одной баллистической ракеты войны не начинаются, тем не менее натерпелись незабываемых мгновений, представив, что будет, если хоть одна ракета упадёт на лелеемый континент.
Русские «наигрались» и отходили, сделав недвусмысленное предупреждение, а доклады-звоночки разбежались, будоража политические, административные и военные инстанции.
Цель акции была достигнута – в Белом доме решительно перетрухнули, отменяя запланированные действия против Советов. «Решительно» – потому что риторика Рейгана, которому чуть ли не из окон Овального кабинета мерещились перископы субмарин «красных», достигла геббельсовских истерик. И самое, пожалуй, важное было то, что штатовцы дали заднюю по самой значимой на тот момент позиции – операции «Vagrant».
Пяти-… десяти-… пятнадцатиминутное ожидание, оказывается, может так растянуться. Несмотря на постоянную занятость и дёрганье.
Его даже не задело сообщение TF-12 об аварии на авианосце. Даже не стал уточнять последствия, лишь приняв к сведению заявленное расчётное время выхода из кризиса.
Потом как всегда липким присутствием обозначился директор ЦРУ, и ему пришлось давать короткую справку об операции в операции. Почему именно в такой терминологической казуистике? Просто и он сам и в Вашингтоне применение ядерного оружия, пусть маломощного, посчитали отдельной графой во всём этом затянувшемся деле.
– Осуждаете? – с удивлением спросил адмирал, переведя взгляд с бегущей по кругу секундной стрелки, на прокисшую очкастую физиономию.
– Вы военный, а я немного политик, – Кейси старался попасть в волну пчелиного улья штаба, и был краток. – Последствия.
– А что последствия? Берега Индонезии близко? Пф-ф…
– Целых два авианосца не справились с одним тяжёлым крейсером, опустившись до применения спецзаряда…
– Опустившись?!
Их прервали – офицер связи, имея приоритеты по важности сообщений, ввел на коммутатор канал с Вашингтоном.
– Сэр! Штаб флота.
«Дождался!» – сразу напрягся адмирал – не этого сообщения он ждал.
В трубке голос министра ВМС США Джона Лемана. Всегда резкий в разговоре Леман сейчас тянул слова, словно жвачку изо рта.
– Надо отменить операцию…
Адмиралу хотелось спросить: «почему?», «как так?», но по-военному ответил:
– Есть! – До белых костяшек сжимая трубку.
Хотел доложить о временной недееспособности авианосца. Но сообразил, что у министра есть непосредственная связь с АУГ, и наверняка соответствующие распоряжения уже попали на флагман ТF-12. И даже более – пилот F4Н-1, бортовой номер 82, уже получил приказ на возвращение.
– Отменить миссию «Джокер»?
– Всё отменить… Директор ЦРУ далеко?
– Сейчас… – и протянул трубку Кейси: – Вас.
Сам начальник штаба быстро встал из-за стола и пошёл в туалет.
Чтобы не видеть рожу цэрэушника. А тот не видел его… разочарованную рожу… в том числе подчинённые.
Стоя у писсуара, адмирал сливался в прямом и переносном смысле, чувствуя, как опустошается… морально. Понимая, что неудачи свалят на него… частично на командира ТF-12.
«Интересно, цэрэушник выкрутится? И как они будут разгребать все эти завалы? – Опустошение перерастало в облегчение. – А для меня уже всё закончилось. Почти».
Организм уже выжал последние капли адреналина, когда адмирал встряхнул головой.
«Но нет! Я ещё хлопну дверью! Связь с подлодкой “Cavalla” идёт только через меня! Да! Конечно!»
Встряхнувшись и заправляясь, на ходу хватая салфетку, адмирал поспешил наверх в операторскую. Длинноволновая связь с подлодками дело муторное. Но достаточно отдать короткое распоряжение, состоящее всего из пары слов. Срочно.
Тёмная точка ползёт по небосводу, зелёная – по сетке радара, зудящая – по нервам, нудная – по циферблату.
Сутки. За целые сутки он поспал от силы пару часов. Учитывая, что адреналин выжал все соки из организма, внутри ни черта́ не осталось – сухая тростина, механизм, заточенный на функции приказывать, гаркать, скрежетать зубами… валящийся с ног, с ума… Хотя нет – башка варила вполне сносно, только иногда вот… уводит её куда-то в сторону.
За спиной бубнит Скопин – говорит всё правильно: ЭПР, высота полёта, скорость – всё говорит, что самолёт военный. Вопрос: чей? А если индонезийский? И старпом словно читает мысли.
– Да похрен, если он индонезийский! Мы тут не в бирюльки играем! А если это амер со спецштучкой?
«Форт» ведёт, подсвечивает машину, дистанция и высота вполне позволяют бить. Вот только ракета одна. Поэтому хочется выжать предел, когда будет наверняка.
Терентьев, прикрыв глаза, отсчитывает последний рубеж, чисто для себя – десятку обратным счётом: «Десять, девять…»
Сквозь вату ушей проникает крик оператора:
– Самолёт пошёл на вираж! Он отворачивает.
«Ну вот, сообразили. Отваливают от греха подальше!» – Приходит спокойствие и неожиданное состояние помутнения в полусон, от усталости, от этой лимонной выжатости организма. Как в бытность курсантом, когда можно было, прямо сто́я в строю, закемарить и даже увидеть короткий двухсекундный, но такой неожиданно длинный сон.
Вот и сейчас ему или снилось, или казалось, или действительно… самолёт отвернул, но никто, и даже радары не заметили маленькую точку, которая отделилась от самолёта перед разворотом. И лишь через время оператор РЛС орёт:
– Цель!
А эта крылатая сигара, ускоряясь свободным падением, управляясь легким движением стабилизаторов и подруливающих, стремительно набирает скорость в пологом скольжении. Уже бьют по ней всеми средствами… чем там могут, покрывая, разрывая небо вспышками. И вот-вот почти достали, но вдруг в глаза ударяет светом! Розовым через прикрытые веки. А затем он ощущает то странное состояние… как тогда, при той вспышке и переносе. То странное чувство, которое не получается описать, и вспомнить… как вкус давно не пробованной чёрной икры! Вроде вот он – на памяти рецепторов, но… нет! Не цепляется!