Велосипед как таковой. Что ж, сама мысль о возможности механического дополнения к исконной человеческой форме, по-видимому, удивления по большей части не вызовет, но, если хорошенько подумать, то велосипед — жуткое и расширяющее границы сознания изобретение. Оно основывается на циклической природе ходьбы, знание о которой преобразовывает ее в нечто гораздо более эффективное. Сама же мысль о том, что можно механическим путем улучшить природу, давно уже не новость в этом мире.

Но стоит только вдуматься, как понимаешь истину: колесо = господство женщин. Потому что именно Колесо положило начало всем другим техническим новинкам, что, в свою очередь, привело к эмансипации женщин и дальнейшему возрастанию их влияния. А случилось все это только потому, что однажды кто-то сумел постигнуть циклические свойства человеческого движения и идеализировать свое осознание в виде велосипеда. Эй, изобретатели велосипеда, мы отдаем вам честь!

Так размышлял Менискус, когда доктор Бальдино, закончив разговор с куратором Гулд, подошла к блоку «И-МИДЖа» и кивком велела Наоми приступать к обследованию. Огоньки принялись зондировать пассивную дерму Менискуса. Обследование — нейрохимиостимулирующий эквивалент электротехнической проверки соединений устройства, использующего пару этих отрицательных-положительных штуковин, как провода от аккумуляторной батареи, которые зондируют и сразу же оглушительно свистят, сообщая о наличии или отсутствии подсоединения. Такой же принцип действия, как при проверке повреждений телефонной линии. Таким образом гормоны Менискуса стимулировались один за другим, у него в голове вспыхивали ассоциированные слова и чувственные образы, когда каждая маленькая вирусная колония или субколония сбрасывала оковы дремоты на мгновение, которого вполне хватало, чтобы их пересчитать. Потом наступал черед следующей. Менискус чувствовал себя марионеткой, которую кукловод дергает за ниточки.

Закончив зондирование Менискуса, доктор Бальдино и Наоми направили свет «И-МИДЖа» на Сияющего, который и виду не подал, что заметил его.

Как же сильно Менискусу хотелось знать, что именно они увидели! Утратив возможность сознательно попадать в Молл, он более не мог залезать в их файлы «И-МИДЖа» через мониторы «Видеоточки Винни», расположенной на нижнем уровне рядом с магазином «Ленскрафтерс II». Молл точно айсберг, девяносто девять процентов которого скрывалось под Арктическими льдами сознания Менискуса. В реальном мире СЕ самозабвенно крутил трещотку велосипеда, а звуки из Молла иногда всплывали бело-голубыми буйками на поверхность, где Менискус мог их воспринимать, но только как предчувствия. Он знал, что призрачные люди, родившиеся в его воображении, в эту минуту разыгрывают драму противодействия Лазурных и антител, мысли и химических веществ. Однако он почти утратил связь с героями собственных фантазий и перестал их контролировать — доктор Бальдино отняла у него эту способность, когда ограничила на подсознательном уровне доступ Менискуса в игру. Поскольку бессознательное состояние также означало отсутствие боли, то теоретически ему следовало бы только радоваться этой внутренней слепоте.

Но Менискус совсем не рад. Его гложет беспокойство. Он меняется. Кожа его — на которую Лаз79 с каждым днем наступают все больше и больше, раскрашивают ее, преобразуют под свои нужды — утратила непроницаемость, стала чувствительной ко всякой мысли, всякому чувству, всякому внешнему импульсу. Отныне он чувствует все. Он принадлежит всему.

Его планеты, исполненные тайны, вращаются на новых орбитах.

Ему наскучило отращивать ногти, и кроме того внутри Менискуса зародилась некая новая жажда: осуществление желания столь сокровенного, что не в его силах ни озвучить его, ни признаться в его существовании. Однако он неустанно воплощает его в жизнь под холодными водами игры. Поэтому Менискус всегда испытывает голод. Ему с трудом удается сохранять неподвижность, так что иногда, стоит лишь Сияющему заснуть, Менискус, набравшись храбрости, крадется по аквариуму, словно тот волк, что рыскает по безлюдной автостоянке «ИКЕА». Воображение услужливо доносит до него отрывистое дыхание бегущего волка, запах масла, грязи, жухлой травы, обрамляющей платную подъездную дорогу, и нечистый туман, поднимающийся с реки, жжет глаза.

Но когда доктор Бальдино, закончив сканирование обоих мужчин, подходит к плексигласовой перегородке и вглядывается в лица своих подопытных, в нем уже мало чего остается от волка. Менискус чувствует себя как тот мышонок, которого не удалось загнать в угол: дарована временная отсрочка, возможно, по чьей-то нерадивости — но передышка продлится только до тех пор, пока кому-нибудь не придет в голову взяться за дело серьезно. Доктор Бальдино всматривается в его синюшное лицо.

— Интересно, что вы там такое затеваете? — говорит она. — Я знаю, что ты можешь говорить, Менискус. Мне известно, что вы двое плетете какой-то заговор, и я непременно выясню, что у вас на уме. Дайте только время.

Менискус вздрагивает и отводит глаза.

— Ах, отвали, сучка! — бросает ей Сияющий из-за велосипеда. — Оставь его в покое. Он в порядке.

Разъяренная доктор Бальдино поворачивается к Сияющему. Теперь уже ей нет никакого дела до Менискуса, а тот неистово разводит руками неподвижный воздух, разгоняя как тучи вибрации ее слов, с которыми она обратилась к нему, к Менискусу.

Она заговорила с ним.

Она с ним заговорила, а он не съежился и не ушел в себя. Она с ним заговорила, а он выжил.

Сейчас, подбоченившись, доктор Бальдино обратилась к Сияющему.

— Не хочешь ли мне сказать, почему Арни Хеншоу стремится разделаться с тобой? Возможно, я сумею помочь, если ты наконец перестанешь вести себя как полный придурок.

Сияющий пожимает плечами, ковыряет пальцем в носу, а затем вытирает его об обод колеса. Потом принимается полировать его грязной тряпкой. Он встает и чешет свои яйца, выставляя напоказ начавшуюся эрекцию. Что ж, вполне в духе Сияющего, удивляться нечему.

— Док, вы такая же, как и все остальные, — насмешливо говорит он. — Ах, вы хотите помочь мне. Ну разве не славно? Я тут задавался вопросом, когда же вы начнете крутить передо мной задницей. Не робейте. Я не шибко придирчив. Предложу вам ту же сделку, что и всем остальным. Помогите мне в моем деле и я, возможно, захочу оттрахать вас.

Щеки доктора Бальдино багровеют, бледнеют, снова заливаются румянцем. Довольная ухмылка появляется на лице Сияющего. Менискус, ошеломленный, поначалу только смотрит на него.

— А если мужской член вас не особенно привлекает, можно поместить сперму в баночку.

Доктор Бальдино вспыхнула от негодования. Сияющий захохотал ей в лицо.

Доктор Бальдино — самый влиятельный человек в мире Менискуса, а Сияющий насмехается над ней.

Менискуса охватывает чувство, доселе ему незнакомое. Его глаза и ноздри расширяются, кровь ураганом несется к его сердцу, мышцы твердеют и наливаются силой. Он бросается через всю комнату на Сияющего и принимается кусать, и тузить, и колотить, и царапать того.

Он едва осознает происходящее. Бунт длится всего лишь пару секунд, затем Сияющий скручивает его в некое подобие шара и швыряет на кровать. Менискус приземляется на яшик с инструментами, больно ударившись, из носа хлещет кровь.