Джоан тряхнула головой. Она не должна думать об этом сейчас. Такие мысли затуманивают ее и без того смущенный ум, расшатывают напряженные нервы. Она допила вино, встала и принялась мерить шагами комнату. Было очень странно видеть свои вещи аккуратно разложенными в этой комнате. Среди мужских вещей Малколма они выглядели не на месте.

Она сдула упавшую на глаза прядь волос и схватила расческу. Хотя Гертруда уже тщательно расчесала ее волосы, ей необходимо было спокойствие, которое приносил сам процесс. И она начала нервно расчесываться. На какое-то время ей стало легче, но тут она услышала звук приближающихся шагов, и расческа упала на пол.

Малколм вошел без стука. В его присутствии комната сразу стала меньше.

– Гертруда ушла?

– Да. – Джоан с раздражением поняла, что ее голос скорее напоминает писк. – Кто-нибудь придет помочь тебе раздеться?

Малколм прислонился спиной к двери.

– Нет. На мне нет доспехов, а значит, не нужна помощь, чтобы снять одежду. Разве что ты выразишь желание?

– Ты же сам сказал, что не нуждаешься в помощи, – огрызнулась она, искренне надеясь, что ее паника не слишком заметна.

Малколм стал снимать тунику, и Джоан нервно отвернулась к окну. Она видела россыпь звезд, мерцавших в безоблачном небе. Им не повезло. Как только путешествие окончилось, погода сразу улучшилась. Она обернулась, чтобы поделиться шуткой с Малколмом, но слова замерли на ее губах.

Он разделся. Теперь на нем осталась только длинная полотняная сорочка и брэ. Завязки на сорочке уже были развязаны, и Джоан могла видеть темные завитки волос на груди мужчины. Они спускались по плоскому мускулистому животу и исчезали под брэ.

У Джоан пересохло во рту. Необычайно привлекательный мужчина. Возможно, это сделает занятия с ним любовью приятнее? Или, по крайней мере, терпимее? Она облизнула пересохшие губы.

– Как дела у Каллума? – спросил Малколм. – Он спал, когда ты пришла в детскую?

Услышав его глубокий баритон, Джоан вздрогнула, но мысли о сыне помогли ей овладеть собой.

– Когда я пришла, Каллум доедал большую миску каши. Но потом без возражений лег спать. Устал малыш.

– Безусловно. Путешествие было довольно утомительным.

– Миссис Иннес показалась мне доброй и опытной женщиной, – проговорила Джоан.

– О да. У нее большое сердце и огромный опыт ухода за детьми.

«Но, несмотря на все ее знания и опыт, она не может контролировать Лилиас».

Мысль была неожиданной, и Джоан придержала язык. Сейчас не время обсуждать неуправляемую дочь Малколма.

Он налил себе вина, потом снова наполнил кубок Джоан и передал ей. Когда она взяла кубок, он поднял свой в молчаливом тосте. Она ответила тем же. Они чокнулись, после чего Малколм выпил вино. Джоан сделала лишь очень маленький глоток, поскольку до его прихода выпила полный кубок, и это не считая вина, которое она пила за ужином.

Малколм откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и внимательно взглянул на нее. На его лице было написано ожидание. Он ухмыльнулся, и у Джоан перехватило дыхание. А еще она заметила на его щеках ямочки. Раньше она их не видела.

«Проклятье! Красивый дьявол».

Джоан заглянула в свой кубок, и ей совершенно не понравилась перепуганная неуверенная в себе женщина, отразившаяся на его блестящей поверхности. Она подняла глаза и тихо ахнула, встретив пристальный взгляд Малколма.

– Скажи мне, жена, ты готова лечь со мной в постель?

Глаза Джоан округлились, и Малколм про себя выругался. Он слишком спешит. Она никогда не скрывала от него своего отвращения к супружеской постели. Ему необходимо продвигаться вперед очень медленно и осторожно, иначе он своими руками разрушит то, что может стать ночью взаимной страсти.

– Я готова исполнить свой долг, Малколм.

Ее слова были как ведро холодной воды, но, что удивительно, желания они не остудили. Приближаясь к Джоан, Малколм постоянно старался держать себя в руках, хотя это давалось ему все труднее.

Он взял жену за руку и поцеловал запястье, потом осторожно повернул ее руку и принялся ласкать ладонь. Ее дыхание участилось. Он скользнул губами выше – по внутренней поверхности руки, и ощутил, как сильно ускорился ее пульс.

Желание или страх? Невозможно сказать с уверенностью. Но Малколм все же подозревал, что страх.

– Я не кусаюсь, – пробормотал он. – Разве что играючи. Чтобы доставить тебе удовольствие.

Он надеялся, что она улыбнется, но взгляд Джоан оставался холодным и пристальным. А он-то считал себя неотразимым.

– Я спал рядом с тобой уже шесть ночей. У тебя нет повода меня бояться.

– Спал? – Джоан, позабыв о манерах, шмыгнула носом. – Значит, забравшись в эту постель, мы с тобой, муж мой, будем спать?

Проклятье! У его новой жены, оказывается, есть отвратительная привычка принимать его слова буквально. Конечно, если это ей выгодно.

– Да, мы будем спать. Но не сразу.

Он погладил ее по щеке, провел подушечкой большого пальца по сухим губам, рассчитывая, что она осмелеет и ухватит его палец зубами. Не ухватила. Но и не отпрянула.

Осмелев, Малколм подхватил ее на руки, понес к кровати и уложил на чистые простыни. Джоан попыталась отползти на дальний край, но Малколм вовремя заметил и не позволил ей это сделать.

Он испытывал сильнейшее, уже ставшее болезненным возбуждение. Тем не менее он как-то умудрялся держать себя в руках.

Малколм лег рядом и повернул Джоан лицом к себе. Прошло несколько бесконечных мгновений, прежде чем он привлек ее к груди и страстно поцеловал. Она уперлась дрожащей рукой ему в грудь, и невозможно было сказать точно, чего она хочет – оттолкнуть его или привлечь к себе. Скорее, конечно, оттолкнуть.

Это не могло не беспокоить Малколма. Он не любил сражений и никогда не позволял себе взять у женщины то, что она не стремилась отдать ему добровольно. Он желал как-то донести это до Джоан, но опасался, что если ей дать право выбора, она будет избегать его постели до гробовой доски.

Вздохнув, он ткнулся носом в нежное местечко под ее ухом. Она пахла восхитительно, и этот запах действовал на него сильнее, чем лучшее виски. Он поцеловал ее еще раз, уговаривая себя не торопиться, позволить ей привыкнуть к его вкусу и запаху.

Джоан не отпрянула, и Малколм почувствовал себя увереннее. Он очень осторожно и нежно – насколько позволяли его руки воина – сдвинул сорочку с ее плеч и обнажил груди. Судорожно сглотнув, он накрыл одну из них ладонью и стал теребить напрягшийся сосок пальцами. Джоан хрипло вскрикнула, но не отстранилась.

Осмелев, Малколм наклонил голову и слегка прикусил сосок зубами. Джоан застонала, и Малколм принялся ласкать ее руками, губами и языком. Он снял с нее рубашку и на мгновение обомлел. Ее тело оказалось безупречным… совершенным… он не знал слов, способных его описать. Кожа была мягкой, как шелк. Малколм нетерпеливо сорвал с себя остатки одежды и застонал от восторга. Ощущение прикосновения плоти к плоти было изумительно приятным.