Во время полета мы с Микой испытывали двойственные ощущения. Да, мы хотели увидеть музей и «Поля смерти», однако нас то и дело терзали сомнения. Раньше мы посещали древние места, а это современная история, здесь произошли события, которые жители Камбоджи хотели бы, но не могут забыть.

Снаружи музей холокоста выглядел невзрачно. Двухэтажное здание с балконами напоминало школу. Ею оно и было когда-то. Безобидный вид нарушает зловещего вида колючая проволока, до сих пор опутывающая здание, где Пол Пот пытал людей.

Оказалось, наш гид в детстве учился в этой школе. Нас охватило ощущение жути и странной неправдоподобности происходящего, когда он показал свой бывший класс.

Экспонаты ужасали: комната, где жертв пытали электричеством, и другие помещения со столь же чудовищными приспособлениями. На полу и стенах до сих пор видны пятна крови – здесь ничего не трогали с тех пор, как Пномпень освободился от режима Пол Пота.

Просто невероятно, сколько всего мы увидели за тот день. Ужасает сама мысль о том, что большинство «Красных кхмеров» были детьми. Нам сказали, что солдаты убивали без жалости и с деловитой сноровкой… дети убивали матерей, отцов и других детей, пронзая им шеи. Меня затошнило, когда я понял, что мой старший сын почти того же возраста, что и те солдаты.

На стенах висели фотографии пыток и непогребенных тел. В каждом углу главной залы стояло по две полки с черепами жертв, обнаруженных в лагере после побега охраны. На стене – фотография мальчика в солдатской форме, пронзающего палкой жертву на «Поле смерти». Мы узнали, что там была убита и семья самого фотографа.

Обуревавшие нас чувства невозможно выразить словами. Мы переходили от экспоната к экспонату, качали головой и бормотали что-то себе под нос. Ужасно. Чудовищно. Отвратительно.

Многие, не выдержав, уходили.

– Здесь умер кто-нибудь из вашей семьи? – напоследок спросил я гида.

– Я потерял всех. Жену. Отца. Мать. Дедушек. Бабушек. Всех дядьев и теть.

Гид говорил ровно, будто уже тысячу раз отвечал на этот вопрос, и вместе с тем в его голосе звучало удивление, словно он не верил собственным словам.

– А братья или сестры у вас были? – спросил я.

– Да. Младший брат.

– Он выжил?

– Не знаю. Я не видел его с войны. Он был солдатом «Красных кхмеров».

* * *

Мы выехали из Пномпеня и направились в сторону «Полей смерти». По обеим сторонам дороги стояли ветхие дома. Невдалеке виднелась швейная фабрика; у ее дверей сидели на земле и обедали с десяток женщин.

Если не знать, где находятся «Поля смерти», то их можно принять за обычное поле с канавами, одно из многих, мимо которых мы проезжали. «Поля смерти» оказались меньше, чем мне представлялось – квадрат земли со стороной в сотню ярдов. Единственная отличительная черта – храм в честь погибших, установленный в центре поля.

Следующий час нас водили от одного места к другому: вот здесь было обнаружено сто жертв, здесь – двести, там – четыреста… Мы узнали, что трупы хоронились без голов, так что нельзя было сказать, сколько их. На этом конкретном поле погибли тысячи человек, точной цифры никто не знает.

Мика и я молча ходили по полю, ощущая печаль и дурноту. Наконец нашу группу повели в храм – белое здание шириной десять на десять футов и сорок футов высотой. Белый блок, поставленный вертикально. Увиденное внутри нас потрясло. У одной из стен стояли высокие – от пола до потолка – закрытые стеклянные полки, заполненные тысячами черепов.

Когда мы шли обратно к автобусу, Мика выразил обуревавшие нас обоих чувства в четырех словах:

– Здесь творился сущий ад.

* * *

После этой экскурсии я на весь остаток дня утратил душевное равновесие, однако по странному контрасту после «Полей смерти» нас повезли прямиком на «Русский рынок», чтобы мы посвятили несколько часов легкомысленным покупкам.

Камбоджа, как и многие азиатские страны, в совершенстве овладела искусством пиратства. В здании «Русского рынка» сидели сотни продавцов, предлагающих все – от пиратских ДВД до пиратской одежды. ДВД стоили по три доллара, а джинсы якобы фирмы «Гэп» шли за полтора доллара.

Рынок был переполнен – похоже, каждый недавно прибывший в страну турист решил посетить его именно сейчас. В нашей группе было довольно много состоятельных людей, которые могли позволить себе купить дома подлинные изделия, однако чуть ли не каждый из них вышел с рынка с полными сумками дешевого барахла.

Традиционного фуршета не предвиделось, нам заранее предложили заказать столик в одном из ресторанов нашей гостиницы, раз уж она может похвастаться чуть ли не лучшей кухней в Камбодже. Мы с Микой забыли сделать заказ и поужинали в одном из баров. Он был почти пуст, и мы поели за полчаса.

Поначалу мы чувствовали себя разочарованными, однако вкусный ужин улучшил наше настроение. Позже выяснилось, что этим вечером в ресторанах, как назло, все шло наперекосяк. Тем, кто забронировал столики, пришлось дожидаться несколько часов. Печи ломались, повара не справлялись, блюда получались невкусными – закон Мерфи действовал в полную силу. Закуски приносили через полтора часа, основное блюдо появлялось еще два часа спустя. Может, в иное время это не так сильно раздражало бы людей, но мы были в пути почти тринадцать суток, мы устали, а наутро нам предстоял ранний подъем, чтобы ехать в аэропорт для полета в Джайпур. В общем, все хотели поспать восемь часов, как мы с Микой, но проспали не больше пяти.

* * *

В номере мы с Микой вновь смотрели шоу «Охотник на крокодилов» – единственное англоязычное шоу на единственном обнаруженном здесь нами канале «Си-эн-эн». Как ни включишь телевизор – по нему показывают это шоу.

– Эта змейка настоящая красотка, – говорил Стив Ирвин, самый экзальтированный ведущий Австралии. – Посмотрите на ее цвет. Она великолепна, правда? Но малышка опасна – один ее укус может убить десять мужчин!

– Он рехнулся, – сказал Мика.

– Он всегда такой. Мои дети обожают смотреть его передачи.

Мика долго молчал, и я решил, что он уснул. Однако потом я взглянул на него и увидел, что брат смотрит в потолок.

– О чем задумался? – спросил я.

Ответил он не сразу.

– О том, что мы сегодня увидели. Ну, рано утром. Тот музей, «Поля смерти»…

– Чудовищно, правда?

– Да. Я ужасно расстроился, – кивнув, глухим голосом ответил брат. – Мне стало жалко тех людей, весь мир и вообще все. А еще я ощутил себя опустошенным. Подобное не должно происходить. Похожие чувства я испытывал после смерти мамы.

Я ничуть не удивился его словам. Всякий раз, когда кто-нибудь из нас огорчался, разговор сворачивал на нашу семью.

– Ты заметил, что чуть ли не все в этом путешествии старше того возраста, в котором умерла наша мама? – спросил Мика. – Просто не верится, что прошло уже тринадцать лет.