Учреждением аристократической гвардии и назначением тысячников и сотников Чингисхан положил начало военному устройству, военной организации своей степной аристократии, которая, таким образом, перестала быть недисциплинированной главою нестройного ополчения. В гвардии и в тысячах Чингисхан, кроме того, завел железную дисциплину, которая должна была царить и в его ставках»[518].

В соответствии с древней традицией, которая указом Чингисхана впоследствии приняла силу закона[519], монголы перед выступлением в боевой поход осуществляли обязательный ритуал жертвоприношения Черному боевому знамени, в котором, по убеждению древних монголов, хранилась «сулдэ», жизненная сила великих предков, которые являлись гениями-хранителями рода.

Девятибунчужное белое знамя Чингисхана. Современная реконструкция. Монголия.

Очевидно, и тогда, перед выступлением в поход против найманов, «Чингисхан сам встал на колени перед Священным Черным бунчуком и поклялся, что отныне и во веки веков это Боевое Черное знамя-покровитель монголов будет почитаться как главная их святыня…

Эта клятва Чингисхана проистекала из его тэнгрианского мировоззрения. Он фанатично верил в силу Всевышнего Вечного Тэнгри, считал его вспомоществование залогом всех своих побед…

Совершенные жертвоприношения Боевому Черному знамени-покровителю подняли боевой дух монгольского войска и всего народа, укрепили их веру в собственные силы, их сердца переполнились гордостью за свой Улус, безграничной верой в сверхъестественные силы Чингисхана; скотоводы-кочевники и военные мужи морально сплотились, все их устремления были направлены на достижение одной, общей цели. Это моральное преображение монгольского народа стало одним из важных факторов укрепления военной мощи его армии.

Монголы свято верили в то, что Боевое Черное знамя-покровитель обладает фантастической силой, таит смертельную угрозу для любого врага. И все потому, что оно вобрало в себя силу Всевышнего Вечного Тэнгри, являлось, своего рода, посланником, личным представителем Небесного Владыки.

Совершая жертвоприношения Боевому Черному знамени-покровителю, вверяя ему судьбу своего Улуса и исход своих военных действий, монголы были убеждены, что напрямую общаются со своим Небесным Покровителем, Всевышним Вечным Тэнгри, и удостаиваются его харизмы»[520].

Итак, в день после полнолуния — шестнадцатого числа первого летнего месяца года мыши (1204 г.), окропив Боевое Черное знамя, Чингисхан выступил «повоевать найманов». Реорганизованная многотысячная рать Чингисхана совершила более чем 1300-километровый переход от реки Халхин-гол до восточных отрогов Хангайских гор, где протекает река Орхон. Людям и лошадям, очевидно, нужна была передышка. Да и численный перевес, как признавали сами монголы, был все же на стороне врага.

Тогда один из сподвижников Чингисхана, Додай чэрби, посоветовал ему, как сбить с толку противника, обеспечив тем самым себе передышку и подготовку к решающему сражению: «Пусть каждый муж, живая каждая душа по пять костров разложит ночью разом, чтоб навести нам на найманов страху… Покуда будут сбиты с толку, запуганы кострами нашими враги, дадим своим коням мы передышку, откормим их, и вот тогда, пожалуй, самая пора напасть нам на передовые их отряды, преследовать до главного их стана, воспользоваться паникой врага и одолеть его в решающем сраженье»[521].

Эта уловка Чингисхану удалась: враг был дезориентирован, Таян-хан оказался в растерянности, запаниковал.

Тем временем монголы Чингисхана, разработав тактику ведения боя, кстати, в поэтической (!) форме описанную автором «Сокровенного сказания монголов», выстроились в боевой порядок, который окончательно поверг в сомнения и страх не только Таян-хана, но и его союзников, в частности, Жамуху, которые, как свидетельствует «Юань ши», не ожидали увидеть перед собой «войско, исполненное твердого порядка»:

«Отогнав передовой отряд неприятеля, наши ратники выстроились в боевой порядок; и было решено:

«Как колючки караганы[522]

В тело недруга вонзая,

Тут и там его терзая,

Нанесем ему урон;

Словно бешеной волною,

Градом стрел врагов накроем

И волною отойдем;

Клин в его ряды вбивая,

Разрывая, расчленяя,

Оборону мы прорвем[523]».

Отдав главные силы под начало Хасара, а запасный табун — Отчигин ноёна, сам Чингисхан поскакал впереди своего войска»[524].

Джек Уэзерфорд дал прекрасное толкование тактических приемов, использованных Чингисханом в этом бою: «В предшествующие решительному бою дни Тэмужин часто испытывал свою новую систему организации армии.

Вместо того чтобы ввязываться в открытый бой с превосходящими силами найманов, он изводил их внезапными и быстрыми атаками. Он построил своих воинов в боевой порядок, который назывался «перекати-поле» («колючки караганы» в нашем переводе. — А. М.), и нанес удар за час до рассвета. Вместо того чтобы бросаться в бой большими подразделениями, Тэмужин приказал небольшим арбанам («десяткам». — А. М.) рассредоточиться и, незаметно приблизившись к противнику в предрассветной тьме, нападать с разных сторон.

Такая тактика не позволяла врагу оценить число нападавших, ни дать им организованный отпор с какой-то одной стороны лагеря. Нанеся молниеносный удар и сколь возможно более серьезный урон противнику, арбаны так же быстро отступали в разные стороны, не давая врагу времени опомниться или организовать погоню.

После нескольких таких атак Тэмужин построил воинов в боевой порядок, который назывался «озеро».

Войска растягивались длинной цепью, передний ряд выпускал во врага стрелы залпом и тут же отходил назад, давая место следующей волне. Подобно прибою, они накатывались на позиции противника, нанося удар и тут же исчезая в темноте. Отступившие пристраивались в заднюю часть колонны и формировали новую «волну».

Такая тактика вынудила найманов растянуться в длинную цепь, чтобы защищаться от широких «волн».

Как только их войска растянулись достаточно широко, Тэмужин перешел к третьей части своего плана. Он перестроил отряды в боевой порядок, который назывался «шило» (в нашем переводе «клин». — А. М.), где воины выстраивались узким, но чрезвычайно глубоким строем, что позволяло сосредоточить всю силу удара в одной точке и прорваться через растянутые ряды найманов»[525].

То, какой представлялась рать Чингисхана врагам в том бою, в поэтическом диалоге Таян-хана и Жамухи изложил все тот же автор «Сокровенного сказания монголов»:

«Узрев врага, Таян-хан спросил у Жамухи, который выступил против Чингисхана заодно с найманами: «Скажи мне, кто эти волки, что гонятся за нашими мужами, словно, овечье стадо настигая, прорваться так и норовят в загон?»

На это Жамуха ответил: «Есть у моего анды Чингиса четыре пса, на цепь посаженные, мясом человечьим вскормленные. Они-то и преследуют твоих дозорных.

Не сердца у них, а уголья,

Языки — что острые колья.

И носы у них как зубила,

И не лбы — чугунные била,

Четыре бешеных пса.

Оборвали железные цепи,

Побежали они через степи.

Как слюна-то из