Дорога, ведущая в сторону Оливы, была забита различной военной техникой, брошенной отступавшими гитлеровцами. Исковерканные бомбовыми ударами нашей штурмовой авиации машины, бронетранспортеры теперь уже стали ломом, неспособным приносить вред наступавшим нашим частям. Проезжая часть шоссе была тоже забита, только уже нашими наступавшими войсками.

Проехать трудно. Надо уметь лавировать среди этой массы брошенных и искореженных машин. Танкам было легче. Они шли обочиной по разъезженной весенней придорожной земле и нередко помогали колесным машинам, отважившимся обогнать колонну по непролазной грязи. Нет, колесным машинам рисковать было бессмысленно: свернешь – засядешь. А потом жди помощи от танкистов.

Свои машины с боеприпасами нашли без особого труда. Приходько довольно точно указал нам место, где они стояли. На кабинах машин силуэты белых медведей были видны далеко, их ни с какими другими трафаретами не спутаешь. Возле машин топтались шоферы, среди них я увидал старшину Смолу. На последней машине в кузове, прямо на ящиках с боеприпасами, стояли термосы с борщом или супом. То, что там было горячее, можно было догадаться по тому, как в одной из кабин был шофер и из котелка аппетитно ел самодельной алюминиевой ложкой. Такие ложки у нас атрмастера выливали сами, и многие ребята носили их за голенищем сапога. У меня тоже была такая же. Где найдешь фабричную? Вот Смола и попросил ребят освоить это дело. Ложки получались вместительными, на манер деревянных.

Смола сделал нам замечание, что долго шли. Мы объясняться не стали, и на этом дело кончилось.

После того как наша авиация окончательно вывела-из строя аэродром в Оливе, а передовые батальоны овладели этим пригородом Данцига и втянулись в городские улицы, жить стало веселее, потому что в воздухе не надоедали мессеры. И все же нет-нет да и прилетит откуда-то пара стервятников, и тогда мы с надеждой смотрим в небо и молим, чтоб скорее прилетели и наши самолеты. В небе господствовала наша авиация, и немцы спасались бегством, не решаясь вступать в бой. Это не могло сказаться на настроении наших бойцов. Теперь все реже и реже приходилось прятаться от прошивающих стрел мессеровских пулеметов.

Несмотря на очевидный конец немецких войск, отрезанных и прижатых в этом мешке к морю, сопротивление не падало, и каждый километр, каждый квартал, каждый дом приходилось брать в упорном бою. Как загнанные звери, обреченные к гибели, дрались немецкие солдаты. На что они надеялись? На чудо? Чудес не бывает. На какую-то неслыханную помощь, которая вдруг свалится им как манна с неба? Тоже глупость. Изредка попадались небольшие группы пленных немцев, но по сравнению с тем количеством трупов, которое оставалось на поле боя, это было очень мало.

Три наши самоходки мы нашли не сразу. Смола ушел вперед, когда мы свернули с дороги вправо и остановились за серым домом, который был началом улицы, ведущей в центр города. Бой был впереди. Трудно было установить точно, где немцы, а где наши. Подошедшие бойцы подтвердили нам, что было уже несколько раз, когда немцы появлялись откуда-то с тыла. Казалось, что позади их быть уже не могло, но проходил час, как они вдруг появлялись, и снова начинался бой на улице, уже отбитой прежде нашими бойцами. Значит, они затаивались в подвалах домов, а потом, пробиваясь к своим, невольно натыкались на наши подразделения. Поэтому мы далеко не забивались и были предельно внимательны.

У водителей были карабины, а у нас с Иваном – один автомат на двоих. Правда, пистолеты были, но это оружие так, скорее психологическое, чем для отражения нападения. Конечно, мы были не одни. Совсем рядом были минометчики, которые временами вели огонь. Держа связь по радио с передовыми ротами, они поддерживали их своим огнем по просьбе командиров. Смола ходил почти час, пока разыскал три самоходки. Наверное, почти бежал всю дорогу, выпалил: «Там, вон за тем высоким домом, стоят. Стрелять нечем, подъехать не безопасно. Придется носить». Я прикинул: до того дома было метров пятьсот. Далеко носить тоже не хотелось.

«Ну так как же будем делать? – переспросил я старшину. – Может, подъехать ближе?» – «Нельзя, – ответил Смола, – простреливается пулеметным огнем. Я сейчас возьму ящик и пойду, а вернусь другим путем».

Я посмотрел на него и понял, что он просто не хотел нам приказывать рисковать. Иван меня понял. Мы молча взяли на плечи по ящику и пошли. Смола прокашлялся, тоже взял ящик и, обгоняя нас, стал в голове цепочки и повел нас к месту, где стояли самоходки. Спустя больше половины пути неожиданно ударила пулеметная очередь. Пули зацокали по брусчатке, но мы уже успели забежать за дом. Переводя дыхание и вытирая обильно бежавший по лицу пот, Смола прошептал: «Теперь почти рядом. Надо еще в двух местах перебежать. Я побегу, а вы поодиночке – за мной».

Не успел он выглянуть из-за дома, как снова ударил пулемет. Но Смола достиг противоположной стороны улицы. Ждать нам не хотелось, но Смола предостерег: «Вы подождите, я сейчас отнесу ребятам, а они дадут ему прикурить, тогда и принесете». Сказав это, он скрылся в подъезде дома.

«Наверное, дворами решил пойти», – подумал я. Действительно, через несколько минут в стороне, куда мы пробирались, раздался выстрел, а в доме, откуда строчил пулемет в оконном проеме, – взрыв.

«Видал! – вскрикнул Иван. – Добрался». Мы закинули на плечи свою ношу и бросились на другую сторону улицы. Я посмотрел в подъезд, в котором скрылся Смола, но там было темно, а куда идти – нам неизвестно.

В это время по тротуару вдоль стены бежал в нашу сторону Леша Ларченков. Подхватив у меня ящик, он, ничего не сказав, бросился обратно и уже на ходу крикнул: «Вертайся назад»!

Иван побежал за ним, но ему было тяжело, потому что последнее время он хромал. У него была ранена нога. Рана уже заживала, но носить грузы было еще рано. Догнав его, я попросил отдать мне ящик, а ему сказал, чтобы подождал нас здесь. Но он предложил нести вместе, на что я тоже не согласился. Так бы и препирались, если бы не прибежал Голубев. Мы отдали ящик ему, а сами побежали к машине. Теперь уже можно было подъехать ближе, что мы и сделали. Вместе с водителями выбросили на землю термосы и шестьдесят ящиков боеприпасов.

Куда нести, мы не знали, поэтому пришлось ждать некоторое время. Вместе с членами экипажей пришел и Смола. Место выбрали удачное. Со стороны немцев оно не просматривалось. Несколько домов, которые отделяли нас от противника, были заняты нашими ротами. С верхних этажей то и дело доносилась стрельба. Немцы упорно удерживали улицы, но все же шаг за шагом передовые подразделения продвигались.

Ребята начали перетаскивать снаряды в машины. Я подключился к экипажу Тимакова. К этому времени у них не было уже ни одного снаряда, кроме подкалиберных. Дотаскались до того, что вся гимнастерка была мокрая, хоть выжимай. Нагрузили полностью, даже наложили под ноги. Другие тоже последовали нашему примеру. Смола в это время подтащил термос с макаронами, сваренными на свиной тушенке. Но особого восторга макароны не вызывали. Такая еда надоела, и хотелось чего-то такого овощного, а лучше всего – наваристого борща. Свои пожелания Алексей Ларченков высказал старшине.