Я понимал, что Приходько нарочно меня держит возле санитарной машины, чтобы я смог быстрее подлечиться и не засорить открытых ран – ведь повязки на лице и на руках у меня не было.

Передовые подразделения вышли на окраины Цопота и к исходу дня вышибли немцев, которые откатились в сторону Данцига, в местечко Олива. Там у гитлеровцев был аэродром, с которого интенсивно взлетали фашистские мессеры и причиняли немало хлопот нашим наступающим подразделениям и нашим летчикам. Один воздушный бой мне запомнился особо, потому что финал его поднял бойцов в атаку и она увенчалась успехом.

Впрочем, надо все по порядку. Только что над нашими головами прошли наши «утюги» – так назывались нами штурмовики Ил. Они возвращались после очередной утюжки гитлеровских войск и в данном случае – этого самого аэродрома в Оливе. Один штурмовик немного приотстал, видимо, что-то у него случилось, и он тянул на честном слове. Этим попытался воспользоваться немецкий истребитель, который вывалился из-за облаков и, как коршун, бросился на нашего штурмовика. Обычно они не очень осмеливались вступать в единоборство с Илами, но этот был «ранен», и его, как представлялось немцу, можно было легко взять. Но не тут-то было.

Как только он сделал заход, чтобы нанести смертельный удар, как откуда-то снизу на мессера бросился, как сокол, Як. Откуда он взялся, никто так и не понял. Завязался короткий воздушный бой. Наше внимание было приковано к небу. Немец оказался ловок – он умело увернулся от нашего ястребка. Несколько атак, предпринятых нашим летчиком, успешного результата не дали. Но вот после длинной очереди за немецким самолетом потянулся длинный шлейф. Он стал уходить в сторону моря и наконец рухнул. Все облегченно вздохнули, как будто мы сами были участниками этого боя. В это же мгновения мессер зашел с хвоста нашему соколу и зажег его.

Все это произошло мгновенно. Самолет начал падать, и, когда от охваченной огнем машины отделилась точка, мы поняли, что пришел конец нашему отважному летчику. Но вот раскрылся купол парашюта и, подхваченный воздушным потоком, стал удаляться от нас в сторону противника.

Передние цепи, которые лежали на поле, прижатые к земле плотным пулеметным огнем, все это время тоже наблюдали за ходом воздушного боя. Естественно, финал этого боя никого не устраивал. Летчик все ниже и ниже. И вот уже немцы начали по нему вести огонь. И тут сработало это солдатское правило: «сам погибай, а товарища выручай». Кто-то крикнул: «Братцы, ведь они его убьют!» Этого было достаточно, чтобы поднять и сделать тот недостающий бросок, чтобы оказаться в расположении противника. Громкое солдатское, истинно русское «Ура!» как гром раскатилось по передовым цепям, и уже ничего не смогло бы сдержать этого солдатского порыва.

Немцы не выдержали и побежали, а летчик, раненный в обе ноги, оказался в объятиях своих солдат. Дальше события развивались еще стремительнее. Немцам удалось остановить наших солдат лишь на окраинах Гданьска. Завязывались уличные бои. Мне не довелось быть непосредственным участником этого боя, но, находясь на КП дивизиона, мы наблюдали стремительный бросок наших передовых рот. Подробности я уже узнал потом.

Штабы переместились в Цопот. Впервые я увидел широкий морской простор вот так близко. Мы с Иваном Староверовым стояли на набережной, возле разбросанных по всему берегу лодок и других ненужных предметов. Морская волна то и дело выплескивала на берег остатки разбитых лодок, спасательные круги и много другого мусора. В одном месте валялось несколько трупов гитлеровских солдат. Мартовское море не очень ласково смотрится.

Где-то за горизонтом еще шляются гитлеровские корабли и время от времени делают артиллерийские налеты по Цопоту всей мощью корабельной артиллерии. Уже несколько раз их разрывы заставляли нас прятаться за каменными стенами зданий. Появились раненые. Вероятно, наша авиация была занята штурмовкой городских объектов, и до этих морских разбойников руки не доходили.

Но вот с появлением на горизонте нескольких силуэтов немецких кораблей выскочила девятка наших Илов, которые взяли курс на корабли. На крыше пятиэтажного здания, где у нас находился наблюдательный пункт, устроились несколько наших ребят и добросовестно вели для нас репортаж о том, как наши «утюги» утюжили гитлеровцев. На этот раз по Цопоту не было сделано ни одного выстрела, а два корабля были потоплены. Остальным удалось уйти на запад.

Меня вызвали в штаб дивизиона. Начальник штаба капитан Искричев приказал мне вместе с Иваном Староверовым заняться ремонтом штабного автобуса. Автобус был трофейный на шасси «Опель-блиц», и все колеса были спущены. Найти новые скаты не представляло труда – в городе было много брошенной немецкой техники и были уже накачанные запасные колеса. Можно было даже подобрать и другую машину, но этот автобус был хорошо оборудован и его салон приспособлен для штабной работы. Затратив около трех часов на все дела, завели и сделали несколько кругов по кварталу. За этим занятием нас застал командир батареи.

«Ну что, самоходчики, автомобильным делом занялись?» – с улыбкой спросил комбат. «Вы же не даете настоящего дела, – ответил я ему, – надо же что-то делать, не даром же хлеб есть». – «Ну вот что, – спокойно продолжил Приходько, – сдавайте машину, я с начальником штаба уже уладил, и давайте везите боеприпасы нашим ребятам, а то им придется много стрелять. Я за вами следом. Начбоя, – он так называл нашего начальника боепитания, – найдете на выходе из города, там стоит колонна».

Мы поняли его без лишних разъяснений. До окраины от штаба было минут семь ходьбы.

«Вот видишь? – сказал Иван. – Это уже на дело посерьезнее похоже. Так, глядишь, и в экипажи попадем».

Сдав автобус штабному шоферу, у которого и своя есть машина, услышали вслед недовольное ворчанье. Конечно, ему возиться с этой трофейной машиной было недосуг. Перегнать к новому месту мог любой офицер из штаба, а ведь машину надо еще обслужить. Это ложилось на руки шофера.

Взглянув на часы, а было уже время за полдень, мы отправились выполнять приказание Приходько. Цопот – приморский городок и, конечно, как всякий приморской городок, служил местом отдыха, особенно в летнее время, когда был сезон купания. Сюда съезжались все, кто пользовался в фашистской Германии всеми благами, – те, кто отдавал себя делу служения фашизму. Простым людям здесь места не находилось.

Все это мы узнали от одного поляка, который чудом уцелел в этом огромном скопище фашистских войск, прижатых нами к морю. Поляк работал садовником, и возраст его уже был преклонный – за семьдесят. И как только он выжил? Видимо, потому, что его любовь к своей профессии и хорошее знание дела пользовались у немцев спросом. Вот он и работал в садах, оранжереях, ухаживал за деревьями и создавал зеленый уют в приморских скверах.

Цопот имел в основном одноэтажную застройку, но изредка попадались двухэтажные здания. Одноэтажные дома имели приусадебные участки с хорошо подстриженной и ухоженной зеленью. Даже в эти мартовские дни зелень создавала вокруг таких домов уют. Как-то все это не гармонировало с тем, что происходило вокруг. И когда попадался разрушенный взрывом забор или раздавленный гусеницами танка красивый куст, то становилось не по себе.