– В чем? Так бы они сдались… Пусть даже нескоро! Вирланд предусмотрителен, но и у предусмотрительных запасы не бесконечны.

Я кивнул.

– Верно. Но я задумал кое-что пострашнее для Вирланда. И гораздо более унизительное, чем просто сдача крепости. Я не призываю мне просто верить. Вы просто все увидите сами.

На меня посматривали не столько обеспокоенно, как озабоченно, всяк старается понять, что же за хитрость я устроил, чтобы отомстить посмевшему бросить нам вызов герцогу.

Примчался всадник на легком коне с тавром графа Ришара, что значит, прислан сэром Норбертом, прокричал, не покидая седла:

– Сэр Ричард!.. Наемники хотят вступить в переговоры!..

– Это хорошо, – ответил я.

– Что передать?

Я подумал, посмотрел по сторонам, ответил со значением в голосе:

– Передай, что завтра изволю.

Он невольно посмотрел на ясное небо, солнце в зените, но понял, поклонился.

– Так и передам, ваша светлость!

Альбрехт проводил его долгим взглядом. Всадник унесся, лихо делая настолько крутой поворот, что едва не задел стременем землю.

– А хочется сейчас, правда?

– Мало ли, – пробурчал я, – что хочется. Пусть видят, что они для меня не относятся к приоритетным делам. Я, может быть, давно с собачкой не играл! Вот буду целый день бросать палку, а она пусть приносит, пока не выдохнется… Это важнее, чем говорить об уже решенном.

– А уже решено? – спросил он с бледной улыбкой.

– В принципе, – ответил я. – В принципе. А сейчас, дорогой барон, я изволю отбыть в Геннегау. На время, естественно.

Он охнул.

– А наемники?

Я пожал плечами.

– Как и обещал, я вступлю с ними в переговоры. Завтра. Пусть немного потомятся. Победители мы, вы не забыли?

Я въехал в Геннегау, а затем и на просторы территории дворцового сада, грозный и молчаливый. От меня шарахались, как куры от коршуна, узнавая не раньше, чем темная тень нависает над ними тяжело и неумолимо.

Начальник стражи, барон Эйц, рыцарь из Армландии, которого я возвел в бароны и поручил охрану, бодро отсалютовал, как младший рыцарь старшему.

– Все под контролем, ваша светлость!

– Это хорошо, – ответил я равнодушно. – На тебя возлагаю еще и пропагандистскую работу, барон.

– Чего?

– В Геннегау, – сказал я, – похоже, сами не сообразят, что властелин может прибывать без оповещения за месяц и без огромной свиты из поваров, конюхов, брадобреев и даже передвижного зверинца! Вразумляй время от времени.

Он сказал преданно:

– Будет сделано!

В королевских покоях ничто не изменилось, без меня сюда страшатся входить, хотя к Кейдану, как уже мне рассказали, ходили постоянно и готовили к его приходу. Что готовили, я выяснять не стал, завалился в сапогах на постель и вытянул натруженные ноги.

– Логирд, – произнес я негромко, отклика не было, я повторил: – Логирд!.. Ты там как?

Ответ донесся невнятный, но через пару мгновений призрак влетел в закрытое окно с такой мощью, что я инстинктивно ожидал звона выбитых стекол и треска. Он сделал полукруг, словно конь после горячей скачки, я отшатнулся, когда он оказался прямо перед моим лицом.

– А вы, сэр Ричард, как?

– Почти закончил, – ответил я. – Осталось по мелочи.

Он произнес с непонятным выражением:

– Да… вся политика – мелочь… Не мелочь только знание природы…

– Что-нибудь за это время узнал?

– Даже больше, – ответил он скромно.

– Что?

– Я отыскал, – сказал он.

– Хорошо, – ответил я осторожно, – это здорово, когда отыскивают, а не теряют… А что отыскал?

– Книгу, – объяснил он, – с заклинанием насчет отражающей магии. Это совсем близко… Не больше пары сотен миль.

Я спросил саркастически:

– По прямой? Как ворона летит?

– Пора учиться летать, – заметил он. – А то неловко даже. Уже майордом, а все еще не летает! Как-то непонятно даже. Словно вас уронили в детстве.

– Всех роняли.

– Ну, вас темечком… О камушек.

Я огляделся по сторонам. За окном острый и сияющий серп луны плывет по все еще светлому, хоть и бирюзовому небу. Тонкий, как туго натянутый лук, покрытый блестящим золотом, но с приходом темноты станет еще ослепительнее.

– Пойдем, – сказал я. – Ночь – время для ворья, любовников и майордомов всяких.

Ускользать пришлось долго и тщательно, во дворец стягиваются маги всех мастей, меня то и дело замечают даже в личине, наконец мы выбрались в заброшенный овраг. Я торопливо вытащил из-под камня веревку и захлестнул петлей на ноге.

Я поднялся не выше, чем позволила веревка, но здесь светло, а внизу сплошная темень, и не сразу различил слабо белеющую дорогу, услышал шум потоков, да по всей долине кое-где краснеют огоньки костров охотников, бродяг, разбойников и просто заночевавших бедных торговцев, хотя до Геннегау рукой подать.

Логирд возник, когда я опустился после краткого полета и пытался развязать веревку.

– Ну как ощущение?

– Справился, – ответил я. – Мне кажется, как только новизна ушла, так все теперь под контролем.

Крючковатые пальцы не справились с веревкой, я вернулся в тело человека, освободил ногу и снова превратился в чудовищного зверя с крыльями.

Судя по Логирду, он впечатлен, как быстро у меня все получилось. В самом деле, я уловил то крохотное усилие, а главное, понял, как держать звериные эмоции в кулаке. Да, они намного сильнее доводов разума, однако слишком простые, а умный всегда одолеет глупого силача.

Теплый океан воздуха остался внизу, а здесь только отдельные восходящие потоки. К своему удивлению я их вижу отчетливо, даже замечаю издали… Думаю, птицы тоже видят, а не натыкаются случайно.

Геннегау освещен так ярко, что можно заподозрить пожар, но это столица, где и должно быть много огней, как магических, так и простых. Я поднимался все выше и выше, пока не заныли плечи. Геннегау превратился в одинокий слабый костер в ночи. Я смотрел по сторонам и с дрожью чувствовал, как зрение приспосабливается. Вижу хоть и в черно-белом, но достаточно отчетливо зрю долины, изрытые древними рудниками дряхлые горы, различаю крохотные загородные виллы, что защищены от ворья и разбойников мощными заклятиями, длинные полосы виноградников, лоскутки полей, неправильной формы леса и проблескивающие внезапно озера.

Вниз я опускался почти по прямой, сложив крылья. Когда распустил их недалеко от земли, их почти вывернуло из суставов. Я заорал от дикой боли, удерживая встречный ветер и противясь падению, но все-таки ударился с такой силой, что кровь брызнула изо рта.