И дрогнуло сердце от мысли, что он и сам мог бы оказаться в этом числе. Чем ближе было к дому и к Эльге, тем сильнее язвило душу нежелание умирать.

* * *

Как и было уговорено с князем, Хельги Красный прибыл в Киев на единственной лодье. Он взял с собой десятки Раннульва и Агнера – из числа тех пяти человек, что почти три года назад приехали с ним на Русь. Остальные трое за минувшие два года погибли – кто в Самкрае, кто на перевале близ Сугдеи, кто в Вифинии. Из бояр его сопровождал Перезван, а еще при нем был Синай – Эльга почти сразу заметила знакомое скуластое лицо под остроконечной хазарской шапкой, крытой зеленым шелком. Такие же шапки всех цветов носили все двадцать гребцов, и киевские бояре только глаза таращили от завистливого изумления.

Встречали Хельги у пристани на Почайне все лучшие люди, что этим летом не покидали Киева. Здесь были и князь, и княгиня с сыном, но стояли они не вместе, а поодаль друг от друга, каждый в окружении своих приближенных. Кроме гридей, вокруг Ингвара собрались болгары, а ближе к Эльге теснились полянские бояре: они привыкли именно в ней видеть власть в то время, как князь с дружиной бывал в разъездах.

– Чисто хазарин приехал, – проворчал рядом с Эльгой старый Боживек, отец Острогляда. – И не скажешь, что русы.

Он был прав: на всех людях Хельги белели хазарские кафтаны, отделанные шелком, и только золотистые, русые, рыжеватые бороды на смуглых от солнца лицах давали знать, что это все же свои. Сам Хельги стоял на носу и бросался в глаза издали – рослый, крепкий, в красном кафтане и шапке, тоже красной, но другого шелка. При виде него Эльга подумала об Олеге-старшем – именно так и должен бы выглядеть достойный его потомок. И неважно, сколько людей с ним сейчас. Свою удачу он заключает в самом себе, и она дает ему победоносную дружину – а не наоборот.

Среди мужчин Эльга приметила в лодье трех женщин, закутанных в широкие цветные покрывала и толстые плащи, и удивилась: кто бы это мог быть? Сколько она могла разглядеть, ни одна из них не походила на Пестрянку. Пленницы? Или люди Хельги раздобыли себе жен в Греческом царстве? Точно как отроки из сказаний о юном князе-волхве, что хитростью захватывал вражеские города.

Еще пока лодья шла к причалу, Хельги увидел их обоих: князя под красным стягом и княгиню в голубом греческом платье. Их разделение, влекущее за собой разделение и всех киевлян, много ему сказало. Впрочем, этого он и ожидал. Пока его войско шло на север вдоль побережья Болгарского царства, жители разбегались, стараясь не попадаться русам на глаза, а русы и сами не искали встреч, зная, что болгары – союзники греков. Лишь на рубежах болгарских и русских земель до Хельги дошла весть, что русский князь Ингвар отныне – зять и союзник болгарского царя Петра. Просто так он не принял бы на веру столь невероятное известие, но везде по пути ему подтверждали, что не так давно Ингвар проходил здесь с молодой болгарской женой и ее родичем, князем Бояном. Бояна, Симеонова сына, Хельги знал. И дружба того с Ингваром и его ближним окружением делала новое родство между ними не таким уж невероятным.

Впервые убедившись, что Ингвар ушел в Киев раньше него живой и почти здоровый, Хельги с отчаяния чуть не ударился головой о борт собственной лодьи. Останься он единственным прямым наследником Олега-старшего, и при том, что его сестра уже была провозглашена княгиней русской, – после этого похода ему оставалось бы только войти в Олегову гридницу и сесть на княжий стол. Но на такой исход он почти и не надеялся, поскольку знал от греков, что Ингвар покинул их царство хоть и раненым, но живым. Уходил он жалким разбитым беглецом. То, что по дороге киевский князь обзавелся молодой женой, к тому же состоявшей в свойстве и с Романом, показывало: богини судьбы не совсем от него отвернулись.

Но Хельги Красный не был бы собой, если бы неудачи могли заставить его отступить. Ни на миг он не отказывался от своей цели, лишь менял приемы – перекладывал ложку в другую руку, как говорили на его далекой северной родине.

А новая женитьба Ингвара была палкой о двух концах, и Хельги понял это очень быстро. Даже князь не может иметь двух равноправных знатных жен одновременно, а его сестра Эльга уж точно не из тех, кто удовольствуется половиной мужа. Лежа на земле близ устья Днестра, на кошме, положенной на землю – ни одного шатра дружина Хельги из Греческого царства не вывезла, – он тем не менее был ближе к киевскому столу, чем Ингвар, который опережал его на месяц и вез молодую жену с богатым приданым.

Посланцы подтвердили, что Хельги не ошибся в ожиданиях: разрыв киевской княжеской четы и впрямь свершился или свершится вот-вот. Эльга уже не жила с мужем, а уехала в Вышгород. Хельги сомневался, что для нее было разумно покинуть Киев, оставляя поле за соперницей, но это он исправит. Соединившись с сестрой, он вмиг обретет самое действенное орудие для борьбы.

И то, что он увидел с воды на пристани Почайны, подкрепило его надежды.

Эльга не сводила глаз с рослого мужчины в красном шелковом кафтане; мгновения тянулись, она не могла дождаться, когда же он наконец ступит на причал. Два с лишним года назад, когда Хельги впервые появился в Киеве, она на этом же самом месте ждала незнакомого ей побочного сына своего отца лишь с любопытством. Жаждала увидеть это новое подобие Вальгарда, найти в брате защиту и опору, которая никогда не лишняя для женщины, будь она высокого рода или низкого. Тогда рядом с ней стояли Ингвар и Мистина, и Мистина сказал: «Это верно ее брат? А то ведь не к лицу княгине посреди причала обниматься невесть с кем!»

В том-то и состояла беда, что Хельги Красный на самом деле ее брат и почти такой же наследник Вещего. Мужчина и вождь. Тогда у него еще не было дружины, не было возможности чего-то добиваться силой, однако он нашел способ так растревожить киевских владык, что они не в шутку пожелали ему гибели. Эльга в те дни негодовала на мужа и зятя, требовала, чтобы они не смели покушаться на жизнь ее брата… Но понимала, что Мистина был прав, когда сказал ей: «Он опасен. Для тебя, Ингвара и Святки. И пока мы думаем, что с ним делать, ты подумай, кто из них тебе дороже и насколько».

Не сразу, но все же Эльга сделала выбор. Вернее, подтвердила тот выбор, который сделала за три года перед этим, бежав от кровной родни к Ингвару. Доверившись его судьбе и удаче.

Вспоминая об этом сейчас, она вновь ощущала резкую боль обиды. Хотелось обернуться, взглянуть на Ингвара – она доверяла ему больше, чем брату, а он ее предал! – но не хотелось его видеть. Она выбрала его, а он выбрал… болгарыню. Да кто она такая? Что их связывает?

Стараясь выбросить мужа из головы, княгиня смотрела на Хельги. И вот наконец лодья подошла к причалу, отроки перекинули сходни. Она подала знак Вощаге, чтобы поднес заготовленный рог, – но Хельги уже спешил к ней, протянув руки, и руки эти ожидали встречи явно не с рогом. На его грубоватом выразительном лице отражалась такая жажда скорее прижать ее к груди, что Эльга почти невольно тоже протянула руки и шагнула к нему. Хельги так сильно загорел, что красного родимого пятна на пол-лица, так поразившего ее в первую встречу, стало почти не видно; но сильнее, чем загар, лицо его изменило это выражение целеустремленной, готовой смести все преграды любви.