– Я очень сильно изменилась. Стала сильнее – Эсвендил и Глорис отдали мне свою силу. По крайней мере, именно так они говорят, когда навещают меня. Но есть еще кое-что… Теперь я убиваю, не задумываясь. Наверное, я и в самом деле стала черной ведьмой. А ты как думаешь?

Она подняла на Шениора глаза – потухшие, подернутые красноватыми прожилками.

Он ничего не ответил: иногда слова бывают лишними. Просто прижал к себе дрожащую ведьму, и так они просидели весь вечер. В тишине заката, когда лес словно задремывает ненадолго, чтобы вновь проснуться с восходом лун.

– Я бы хотела, чтобы ты остался со мной, – шепнула Миральда, – но не потому, что мне трудно жить в лесу без мужчины, вовсе нет. А потому, что я совсем одна, и мне бывает страшно, когда я стою над пропастью безумия – и некому протянуть руку. Молчи. Я знаю, что ты не можешь остаться, ты должен быть со своим народом, дэйлор. Да у нас и не может быть общей судьбы, мы слишком разные… Но… побудь со мной хотя бы несколько дней, пока восстановятся твои силы. На это время уйдут призраки, что терзают меня каждую ночь, я не буду видеть лица тех, кого больше нет…

Шениор молчал, вдыхая запах ее серебристых волос, где переплелись ароматы лесных цветов и трав, настоями которых мылась ведьма.

Он думал о том, что боль, пережитая этой несчастной, куда как ужаснее, чем боль в пробитом стрелой животе. О том, что воспоминания продолжают глодать ее изнутри, как червь, постепенно выедая рассудок, и что он бессилен что-либо изменить.

– Я буду видеть только твое лицо, лицо живого существа, – пробормотала ведьма, – я не буду видеть их лица. Ведь это неправильно, что они продолжают приходить, их уже давно нет в живых – но порой я все равно вижу…

– Плохо, что ты решила жить совсем одна, – задумчиво сказал дэйлор, – мне думается, что, если бы ты жила среди людей, тебе было бы проще. Призракам нравится вкус одиночества.

Миральда замотала головой.

– Нет, я не хочу к людям. Уж лучше так, в лесу.

– Я читал, что у людей принято соединяться мужчине и женщине, чтобы жить вместе.

Шениор и в самом деле видел это в одной из книг, в Гнезде. Тогда это немного удивило его – то, что люди в чем-то похожи на дэйлор.

Миральда нервно хихикнула.

– Не забывай, кто я. Никто не захочет жить с ведьмой… Да и не нужно мне это. Совсем.

Но было видно, что она говорит то, во что самой хочется верить.

– Расскажи мне про Дэйлорон, – попросила ведьма, – мне всегда хотелось побывать в этой волшебной стране, но мне туда нет дороги.

…Взошла малая луна, а Шениор все рассказывал и рассказывал. Про голос Дэйлорона, про волю священной земли дэйлор, про Поющее Озеро, про далекое – и недоступное простым смертным Гнездо куниц, надежно спрятанное в горах.

Из чащи потянуло холодом и сыростью, но они сидели, прижавшись друг к дружке, и им было тепло. Черное небо с крошечными капельками звезд отражалось в болотных глазах ведьмы, лунный свет запутался в рассыпавшихся по плечам серебряных локонах.

– Знаешь, я впервые за много дней ощущаю покой, – сказала Миральда, – как хорошо, что судьба нас опять свела. Теперь это к счастью, обязательно. Ты правда беспокоился обо мне, даже не зная, кто я такая?

Он кивнул, рассматривая бледное, худое лицо с высокими скулами.

– Я бы все равно искал тебя. Воспоминания ничуть не слабее, чем голос Дэйлорона. И даже Зов не полностью заглушает их.

Ведьма улыбнулась.

– Ты даже не представляешь, как много значит, когда кто-то помнит и думает о тебе. Я тоже вспоминала своего серого малыша. И боялась, что ты утонешь в болотах, но Кларисс сказала, что вы, дэйлор, чуете, куда можно ступать, а куда – нет.

– Кларисс?

– Ну да. Болотная ночница, Кларисс. Я же тебе говорила.

… Шениор заснул только под утро. Всю ночь он просто лежал, ни о чем не думая, глядя в сплетение веточек в крыше и время от времени поглядывая на спящую Миральду. Она прижалась к нему всем телом, и даже держалась за руку, словно боялась, что ее малыш исчезнет так же внезапно, как появился. Голова покоилась на плече, преждевременно поседевшие волосы разметались по мешковине. Наверное, ей впервые за долгое время снилось что-то хорошее, потому что, подобно призрачному лучу лунного света, по бледным губам скользила улыбка.

* * *

– Утро доброе, Ваше Высочество.

Шениору показалось, что сон продолжается. Иначе откуда в лесной хижине взяться голосу Старшего?

– Шениор, проснись.

Снова шелестящий, вкрадчивый голос старого вампира.

Недоумевая, дэйлор открыл глаза – и буквально подпрыгнул на жестком ложе.

Ни хижины, ни Миральды. Он находился в своей келье, из отверстий в потолке лился солнечный свет. Напротив входа стоял Старший, облаченный в длинный кафтан глубокого синего цвета. Стоял, сцепив руки перед собой, и внимательно рассматривал Шениора.

– Твое место с народом дэйлор, – обронил вампир, щурясь на яркий свет, – вы слишком разные, чтобы быть вместе.

Шениору показалось, что он сходит с ума. Внутри… внутри будто все взорвалось, застилая взор кровавой пеленой бешенства. Дэйлор опомнился только тогда, когда Старший молниеносным движением отшвырнул его к стене.

– Что ты с ней сделал?!! Что?..

– На вашем месте, Ваше Высочество, я был бы поосторожнее. Все-таки, n’tahe иногда бывают опасны, – прошелестел насмешливо Норл д’Эвери.

Шениор рванулся вперед. На сей раз ему чудом удалось поднырнуть под руку Старшего. Шея вампира оказалась гладкой и твердой на ощупь, как отполированная кость.

– Говори, тварь! Что с ней?

Хватка у Старшего оказалась железной. Хрустнули кости, и Шениор с криком разжал пальцы. В следующий миг он уже валялся на полу, и теперь уже вампир сжимал его горло. Глаза, сверкали как два раскаленных угля.

– Глупец! Мальчишка! – прошипел Старший, – что ты себе позволяешь? Я бы с удовольствием отведал бы, каков ты на вкус, но меня удерживает память о том времени, когда я был таким же дэйлор!

– Где Миральда? – хрипел Шениор, продолжая брыкаться и извиваться, колошматя локтями каменные плечи Учителя.

Внезапно вампир улыбнулся. Алый свет в глазах потух. Он глядел на Шениора так, как будто видел в первый раз.

– А ты изменился за эти три дня. Повзрослел. Таким ты мне куда как больше нравишься, чем то Высочество, готовое обделаться при каждом моем появлении.

За каждый вздох приходилось бороться. Раздавленные запястья горели, как в огне. Перед глазами замельтешили серые пятна.

– Где она? – в последний раз прохрипел Шениор, – где Миральда?

Старший разжал пальцы, поднялся на ноги. Неспешно отряхнулся, бросая на Шениора насмешливые взгляды.