– Я не люблю, когда в мой дом забираются непрошенные гости, – медленно сказала она, – даже если эти гости – дэйлор.

Вокруг белых пальцев заплясали веселые огоньки. Судя по всему, она собиралась атаковать – и атаковать серьезно, без всяких скидок.

– Мы не желали тебе зла! – крикнула на людском наречии Миртс.

Получилось как-то фальшиво. Особенно если брать в расчет то, как девушка относилась к людям.

– О, разумеется. Именно об этом мне рассказала твоя стрела.

Откуда-то издалека донеся приглушенный шепот Полуночного Волка:

– Надо уходить. Сейчас мы с не можем тягаться… слишком сильна, тварь…

Ведьма выпрямилась, медленно развела руки в стороны, и с ее губ сорвались первые слова заклятья. Мгновения стремительно утекали.

Полуночный Волк вскочил на ноги, рванулся в сторону, прочь с поляны. Миртс тоже метнулась в сторону, но чуть-чуть не успела: Шениор увидел, как с пальцев ведьмы сорвались почти невидимые, тончайшие нити, как, вспарывая с шипением воздух, потянулись к Миртс, двигающейся как-то уж слишком медленно… Шансы Лунного Цветка уйти из-под раскрывающейся магической атаки были ничтожны. Он набрал в легкие побольше воздуха, и…

– Миральда!!!

Смертоносные нити замерли в нерешительности, а потом, одна за другой, попадали на траву; Миртс шмыгнула в заросли и теперь оказалась недосягаема для заклинания. И время остановилось.

Шениор смотрел в зеленые, человеческие глаза. О, в них еще сохранилась та толика тепла, которым ведьма согрела беспомощную личинку. А еще… В них было удивление – непомерное, почти безграничное.

– Откуда ты знаешь мое имя? – беззвучно прошептали побледневшие вдруг губы. Шениор даже не услышал это – почувствовал.

Она стояла в десяти шагах.

Шениор только успел краем глаза заметить, как исчез в зарослях Полуночный Волк, ловко перекатившись через плечо.

– Откуда ты меня знаешь? – повторила Миральда.

Она стояла в каких-нибудь десяти шагах, и Шениор был готов поклясться, что видит, как в глазах цвета мха дрожат слезы.

Прошло еще мгновение – долгое, тягучее, как мед.

Ведьма подняла дрожащую руку, на кончиках пальцев плясали крошечные огоньки, готовые, словно гончие, наброситься на дичь.

И Шениор понял, что если он сию же минуту не скажет ведьме, кто он такой – эта минута станет его последней.

– Не надо! Миральда… – одеревеневший язык не слушался. Ну почему, почему ему так сложно сказать простые, в общем-то, слова?!!

Рука дрогнула и чуть-чуть опустилась. Лицо ведьмы стало белым, как мел.

– Это… это невозможно… Ты?!!

Сон. Его сон. Черные, пронзительные глаза в прорезях листвы. Стрела, нацеленная в сердце…

Предчувствие.

Не тратя на размышления ни единого мгновения, Шениор прыгнул вперед. Как учил Старший, вытянувшись в воздухе, подобно хищному ягепарду.

До слуха донесся испуганный возглас откуда-то сбоку, из зарослей.

– Не-ет!!!

Что-то горячо укололо Шениора под ребро, и в следующий миг он врезался в Миральду, сбивая ее с ног. Она яростно забилась, стараясь выбраться из-под него, грубо спихнула на землю и быстро поднялась на одно колено.

Ее руки – неестественно белые, тонкие, заплясали в воздухе, выписывая пламенеющие знаки.

Шениор перекатился на бок, попытался подняться – но не смог. Руки, ставшие вдруг слабыми и непослушными, соскользнули, и дэйлор растянулся на траве.

Потом… в живот словно затолкали полыхающий костер. Жуткая, едва переносимая боль поднялась волной вверх, к горлу, каплями вязкой темной крови гася сознание.

– Бегите! – прохрипел он, надеясь, что его все-таки услышат, – бегите!..

Две стрелы, посланные умелой рукой, вспыхнули в воздухе. В небе стремительно собирались черные тучи – и вспыхнула тонкая багровая петля.

– Бегите… – прошептал дэйлор, с ужасом глядя в небо.

Взвыл ветер – зло, мстительно. Швырнул в лицо горсть сорванных листьев.

Шениор закашлялся, сплюнул кровь, и, скосив глаза, посмотрел на древко стрелы, торчащее из живота. Как-то отстаненно подумал о том, что говорил Старший о подобных ранах – и не вспомнил ничего утешительного для себя. С такими ранами, как правило, дэйлор отправлялись прямиком к духам предков; исключения, если и были, то нечасто.

Чувствуя, как стремительно, вместе с кровью, его покидают силы, Шениор повернулся на бок и замер под хлещущими порывами холодного ветра.

Миральду он не видел, но знал, что она где-то совсем рядом. Протяни руку – и дотронешься. Только вот руки не желали слушаться своего хозяина…

Дэйлор улыбнулся. Все-таки он не дал ей умереть, этой простой человеческой женщине, когда-то спасшей его, маленького и беспомощного. Жаль только, что теперь его самого ждут предки. Жаль, что так рано, когда столько дел не сделано, и корона Дэйлорона по-прежнему в руках узурпатора…

Внезапно все стихло. Замолчал ветер, разошлись черные тучи и поплыли куда-то дальше, проливаться дождем.

…Ее лицо. Бледное, испуганное. Ветер растрепал волосы, и теперь они серебристыми прядями рассыпались по плечам.

– Стрела предназначалась мне.

Шениор вздохнул. Боль туманила рассудок, а к ногам уже подкрадывался страшный холод.

Лицо ведьмы некрасиво сморщилось, губы задрожали. Слезы, так долго сдерживаемые, потекли по щекам. Несколько горячих капель попало на лоб дэйлор.

– Так это ты был той личинкой? Не молчи, ответь! Иначе… зачем тебе было ловить стрелу?!!

Ее трясло в ознобе.

– Почему ты молчишь? Не засыпай, смотри на меня! Только не засыпай…

Шениор улыбнулся ей – этой странной человеческой женщине. Тепло в ее глазах ласкало, успокаивая, заглушая боль.

Миральда прикусила губу – так, что под белой кромкой зуба показалась капля крови.

– Не засыпай, смотри на меня. Ты спас мне жизнь, мой бедный, потерянный малыш… Скажи, разве стоило уходить к своим, чтобы они же тебя и подстрелили? Разве не мог ты просто быть со мной, когда у меня во всем мире больше никого не осталось?..

Скрипнув зубами, он поднял непослушную руку и прикоснулся к ее мокрой щеке. Ведьма всхлипнула.

– Я не позволю тебе умереть.

* * *

Холодная тьма отступала неохотно, до последнего цепляясь когтями за обрывки сознания. Потом в глаза хлынул яркий свет, смывая остатки беспамятства.

И Шениор услышал сдавленные рыдания.

Над головой темнели тесно уложенные вязанки тонких веточек. В воздухе плавал незнакомый запах – острый, с кислинкой, от которого так и хотелось чихнуть.