Призвание даже среди самых неблагоприятных обстоятельств – это призыв к божественному. Возможно, это божественное в нас самих, что стремится к созвучию с более высоким порядком божественного. В любом случае мы призваны стать собой тысячью различных способов, в тысяче вариантов, таких же разнообразных, как и мы сами. Но как легко это приглашение принять за создание благоприятной обстановки для Эго и его самоотождествления с заряженными комплексами своего времени! Как давно установлено всеми великими мировыми религиями, чтобы стать собой, потребуется многократно провести Эго через опыт смирения. Хороший пример подмены смысла в этой области – то, как снизилось в последнее время значение слова личность. Мы говорим о другом человеке, что тот обладает неповторимой личностью, при этом не имея ни малейшего представления, насколько правдив этот человек, в первую очередь, перед самим собой. Мы считаем, что личность можно считать состоявшейся, когда она хорошо уживается с другими людьми или когда удается неплохо приспособиться к окружающему миру. Но как смотрит на все это душа? С точки зрения души, хорошо устроиться – цель, вполне заурядная, поскольку душу не интересует социальная адаптация как таковая. Ее цель – исполнение замыслов, трансцендентных по отношению к Эго. И поскольку каждый из нас – существо уникальное и единственное в своем роде, если это, конечно, не позерство, как часто бывает в юношеские годы, то именно свою уникальность нам и предстоит реализовать во второй половине жизни.

Становление личности как призвание требует подчиненности, преклонения перед чем-то большим. Необходимая задача Эго – выйти за узкие рамки своекорыстных интересов, сказать «Да будет не Моя воля, но Твоя», а затем работать заодно с этим большим. «Пока не умрете (то есть пока не умрет программа Эго), не оживете». Иисус, ставший Христом, и Гаутама, ставший Буддой, – это культурные образы индивидуации, каждый со своим собственным этноцентрическим ареалом и каждый со своей убедительной доктриной. Конечно же, подобные парадигмы не являются строго обязательными образцами, иначе это будет повторением пути, который уже был пройден и успешно завершен. Но такой пример остается вызовом для последующих поколений. Слово ислам означает «покорность» перед трансцендентным. А священные тексты индуизма напоминают об опасности, подстерегающей того, кто пытается жить не своей, а чужой жизнью.

Лучше плохо исполнять свой долг, чем в совершенстве – чужой: если ты исполняешь то, что тебе надлежит исполнять, тогда не бойся никого и ничего[34].

Знакомые слова, но нам понадобится освежать их в памяти, причем не однажды, а много и много раз.

Эго, служащее душе, – вот что Юнг имел в виду, предлагая такое понятие, как индивидуация: не превозношение Эго, а подчиненность трансцендентному. Юнг уточняет, что эта задача сложная, требовательная, для ее выполнения понадобится вся жизнь:

Становление личности означает не больше и не меньше, чем оптимальное становление всего человека в своей индивидуальной неповторимости. Невозможно предсказать бесконечное разнообразие условий, которые понадобится выполнить. На это уйдет вся жизнь без остатка, со всеми ее биологическими, социальными и духовными составляющими. Личность – это наивысшая реализация прирожденной идиосинкразии живого существа. Это акт высокой смелости, вызов, брошенный в лицо жизни, абсолютное утверждение всего, что составляет индивидуальность, наиболее успешная адаптация к универсальным условиям существования вкупе с максимально возможной свободой для самоопределения[35].

Однако как легко поддаться соблазну и поверить, что мы служим душе, в то время как служим потребности Эго в укреплении, комфорте, и безопасности, и одобрении со стороны других. Как легко соблазниться бунтом против общественных норм в полной уверенности, что это и есть индивидуация, когда это просто блажь, скрытая под маской эпатажности. В обоих случаях соблазн с такой легкостью достигает цели, потому что Эго хочет служить себе и избегает служения душе. Вызволить от этого фальшивого протеста или же от удобного и привычного оцепенения может лишь протест души, когда он становится слишком болезненным, чтобы от него отмахнуться. Это и будет наш призыв к раскрытию своей неповторимой индивидуальности как дар коллективному. В конечном итоге давать оценку тому, насколько осмысленно у нас получилось прожить жизнь, будут не современники или их коллективные ожидания. Это должны сделать мы сами, отталкиваясь от своего неподдельного переживания этого смысла, а также той трансцендентной первопричины, которая, в первую очередь, и открыла нам смысл нашей жизни. Как отмечает Юнг:

Состоявшаяся личность всегда служит своему призванию, она уповает на него, как на Бога, при всем том, что это, как говорится, всего лишь внутреннее ощущение. Но призвание неотвратимо, как закон Бога, от которого невозможно спрятаться. Тот факт, что многие преткнулись и пали, следуя своими путями, ничего не значит для того, у кого есть призвание. Он обязан повиноваться собственным законам… Тот, у кого есть призвание, слышит голос внутреннего человека: ты призван[36].

Но кому хоть однажды доводилось слышать, чтобы такой совет исходил от наших старших, от нашей культуры? Мы превозносим нечто, именуемое «успех», но становимся еще несчастнее, достигнув успеха. Если же наша жизнь завершилась ничем, с коллективной социетальной точки зрения, но при этом исполнена миссия, возложенная самими богами, тогда такая жизнь была прожита достойно. Великие религиозные лидеры, перед которыми преклоняемся в наши дни, почти все подвергались преследованию, однако истово служили своему vocatus — собственно, отсюда и наше почтение к ним теперь. Ну, а недолговечные пустышки, оказавшиеся в идолах современной культуры – успех, праздность, самодовольство и развлечения, – бледнеют перед вопросом, воспринимается ли эта жизнь как содержательная. Более того, экзамен на содержательность – это не сиюминутная прихоть ума, так что не стоит так уж сразу рвать с настоящей жизнью ради донкихотских идеалов. Смыл обретается не вдруг, а в долгих поисках и испытывается чувством внутренней правильности. Его невозможно получить из вторых рук, хотя мы порой позволяем другим отобрать его у нас.

Каждому из нас приходилось скрепя сердце браться за осуществление родительских ожиданий, стопроцентный успех которых в глазах наших родителей гарантированно обещали общепринятые культурные формы, гендерные роли и такие современные ценности, как материализм, гедонизм и потакание своим прихотям. И всем нам эта пассивная уступчивость приносила и продолжает приносить немалые страдания. Когда сознание достаточно сильно, чтобы приступить к такой задаче, как подчинить себя душе и начать честный диалог с ней, тогда наступает время исцеления и познания разницы между карьерой и призванием, между профессией и подлинным созидательным трудом. Не проводя такой разделительной черты, мы предаем и себя, и своих детей. В эти минуты созвучия воле души мы оказываемся в присутствии божественного и в гармонии с тем, что было предначертано нам. Райнер Мария Рильке так писал об этом почти столетие назад: «Я учусь видеть. Не знаю, отчего это так, но все теперь глубже в меня западает, не оседает там, где прежде вязло во мне. Во мне есть глубина, о которой я не подозревал. Все теперь уходит туда. И уж что там творится – не знаю»[37]. Такой человек определил новое положение для Эго и теперь живет в унисон с вечностью. Он услышал и откликнулся на призыв стать тем, что уготовили ему боги, принял свое священное предназначение.