Мой багаж состоял из двух чемоданов: большого дюралевого и маленького из прессованного картона. Большой чемодан весил не менее 40 килограммов. В нем были уложены два мешка муки (один мне подарил товарищ с Украины), в каждом из которых была спрятана бутылка бренди, около сотни тетрадей, о которых просил двоюродный брат-студент, сшитый по заказу китель и пара хромовых сапог. В маленьком чемодане лежали мелкие вещи, два висячих замка с набором цифр и пара карманных часов, выигранных в шахматы.

Один товарищ по секрету сказал мне, что везет домой коробку с несколькими сотнями часовых стрелок. На вопрос «Зачем они нужны?» он ответил, что каждая стрелка в Москве стоит не менее трех рублей и он надеется их продать знакомому часовому мастеру. Подобный бизнес не был исключением. Еще несколько человек везли коробки с камнями для зажигалок, швейными иголками и тому подобными малогабаритными изделиями. В стране был дефицит, и все это могло пригодиться.

2 марта 1947 года поезд наконец прибыл в Москву. Мы с Авдеевым взяли такси. Сначала отвезли его к Никитским воротам, а вскоре я уже стоял около своего дома, из которого пять лет и восемь месяцев назад ушел на фронт.

После войны и возвращения домой прошло много лет. Я работал в НИИ механизации сельского хозяйства и часто бывал в командировках.

Однажды, находясь в Ярославской области, я встретил своего родственника Илью Бакшта. Он был на пару лет старше меня и к началу войны уже командовал взводом. Удивительна и трагична судьба этого глубоко порядочного человека, безусловно достойная внимания современников. Вот она.

Весной 1942 года лейтенант Бакшт находился в пехотном полку на Западном фронте. Шли ожесточенные бои. Немцы непрерывно атаковали, а наши войска отбивали атаки и сопротивлялись, как могли.

Изрядно потрепанный батальон, насчитывавший не более ста двадцати человек, оказался в глухом лесу отрезанным от штаба полка и не имеющим с ним связи. Вскоре разведчики сообщили, что батальон окружен.

Несколько суток солдаты тихо сидели в окопах, приводя в порядок оружие и свои вещи. Но так продолжаться не могло. К концу подходили продукты. Почти не осталось патронов. Раненые, а их было человек десять, нуждались в медицинской помощи и лекарствах. Но самое главное, надо было сохранить боевой дух красноармейцев. Сейчас, когда противника перед ними не было, многие притихли и начали серьезно задумываться о своей судьбе. Все говорило о необходимости срочно принять меры для выхода из сложившегося положения.

Командир батальона собрал у себя в блиндаже военный совет, на который пригласил всех оставшихся в строю офицеров, без утайки изложил обстановку и поставил перед ними главный вопрос, что делать.

Некоторое время все молчали, обдумывая ситуацию. Слишком высока была цена решения, за которым стояли живые люди. Комбат не торопил.

Первым поднялся командир второй роты капитан Валуйко.

– Положение безвыходное, – начал он. Потом тяжело вздохнул и продолжил: – Сегодня ночью умерло трое раненых, в том числе командир третьей роты. – Он обвел всех глазами и закончил: – Считаю, что выход один – идти к немцам. По крайней мере, люди останутся живы.

В блиндаже стало совсем тихо. Потом встал командир первого взвода из роты Валуйко и очень тихо, ни на кого не глядя, сказал:

– Я согласен с командиром роты, – и сразу же сел на свое место.

И тут началось. Почти одновременно заговорили все. Командир первой роты и командир взвода из третьей роты, не сговариваясь, одновременно произнесли два слова:

– Надо выходить!

Остальные, перебивая друг друга, тоже высказались в том же духе. Подавляющее большинство сдачу в плен не сочли выходом из положения.

С трудом успокоив офицеров, комбат обратился к Валуйко:

– Большинство вашу точку зрения не разделяет. Будем выходить.

Капитан встал, еще раз оглядел присутствующих и, не сказав ни слова, вышел из блиндажа. За ним сразу же последовал командир взвода.

После их ухода комбат снова обратился к офицерам с предложением высказаться, как лучше организовать выход из окружения.

В результате было принято решение рассказать солдатам всю правду, разделить и раздать остатки продовольствия и патронов и выходить двумя отрядами. Во главе первого стал комбат, а командиром второго назначили лейтенанта Бакшта.

Подойдя к своему взводу, Илья рассказал солдатам о только что закончившемся военном совете и принятых решениях, а потом добавил от себя:

– Кто не согласен, удерживать не буду. Пусть каждый определяет свою судьбу, – и ожидающе замолчал.

Из взвода никто не ушел. Потом подошло еще человек двадцать из второй роты. Через час отряд из пятидесятишести человек был уже в пути в сопровождении трех повозок, на которых везли нескольких тяжелораненых, небольшой запас продуктов и имущество старшины.

Сначала шли строго на восток. Двигались молча все светлое время суток, останавливаясь лишь на короткий отдых. Впереди отряда, справа и слева постоянно находилось боевое охранение, сменяемое каждые четыре часа.

В конце первого дня вышли на опушку леса, откуда были видны две деревни. В одной из них охранение заметило немцев. Доложили командиру отряда, и Илья сразу же дал команду остановиться, на опушку никому не выходить, а наблюдение за деревнями продолжить. Потом, посовещавшись с офицерами и командиром отделения разведки, было принято решение после наступления темноты обойти открытое место и снова углубиться в лес, который виднелся километрах в трех.

Маневр удался, и отряд продолжил путь.

В середине следующего дня послышались винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Высланные вперед разведчики после возвращения доложили, что в нескольких километрах южнее находится большое село, в котором идет бой, а с запада к нему приближаются танки, за которыми следует пехота.

Было очевидно, что, почти не имея патронов и не зная всей обстановки, ввязываться в бой нельзя, и Бакшт повернул отряд на север. Постепенно звуки боя начали удаляться, и снова наступила тишина.

Продукты закончились, и всем было выдано по две картофелины. А на завтра вообще ничего не осталось. Несколько горстей пшена и пять кусков сахара оставили раненым. Голодные и усталые люди шли медленно и к ночи прошли не более 20 километров. Во время движения приходилось преодолевать небольшие болотца, идти по мокрым лесным тропам, а иногда и прямо через кусты и мелколесье. На этом бездорожье особенно трудно приходилось возницам. Лошади совершенно выбились из сил, а телеги на узких деревянных колесах постоянно застревали в грязи, и солдатам приходилось их вытаскивать.

На ночь остановились в густом лесу. Вокруг лагеря выставили посты. Несмотря на усталость, Илья решил обойти всех, хоть немного поднять настроение солдат и самому оценить обстановку. При свете луны он заметил утоптанную тропинку. Это его насторожило. Вместе с двумя автоматчиками осторожно пошли вперед. Вскоре лес стал редеть, и командир увидел большую поляну и дом, в окне которого горел тусклый свет. Залаяла собака. Все замерли и молча отступили в тень деревьев. Послав солдат за разведчиками, Илья продолжил наблюдение. На лай пса вышла пожилая женщина и, что-то сказав собаке, снова вернулась в дом. Через несколько минут свет погас. Было ясно, что бесшумно подойти к дому не удастся. А очень бы хотелось выяснить, кто там находится, и, если это мирные жители, выяснить обстановку.