– За мою четверть!

– Так ведь мы еще и с Криневеры-ведьмы чегой-то возьмем. За помощь! Не бери в голову, боярин, внакладе не будем. Ну, выпьем, что ли?! Да поможет нам Перун!

Переодевшись в простое платье, Женька с разрешения старой княгини теперь частенько ходила в церковь… и не только в церковь, выходила и за ворота, спускалась на Подол, на торжище, к пристани. Обычно ее сопровождал Велесий, правда, далеко не всегда – княжна старалась не давать повода всяким нехорошим сплетням, основания к коим, что и говорить, имелись.

С той июньской ночи на Ивана Купалу прошло уже больше недели, а Велесий не выдал своего отношения к юной госпоже ни единым словом, ни жестом. Хотя… как-то раз, поутру, Женьке показалось вдруг, будто юноша хочет ее обнять, поцеловать даже… и не раз, и не два… Но! Парень сдерживал себя. И это было правильно.

Хотя и Тяке, что и говорить, хотелось бы повторения – не святая же, обычная девчонка… княжна! Потому-то и нельзя, что княжна… Черт! Как же надоело быть осторожной! Ходить, оглядываясь – и это будучи столь знатной девой!.. впрочем, какой девой – женщиною, женой, – наступать на горло всем своим привычкам… Покурить, правда, удалось как-то, опять же – тайком, в уборной, как какой-нибудь не в меру развитой семикласснице.

Одно хорошо – грустить-то особенно было некогда. На пристани появились наконец ладожские гости-купцы – тот же симпатичный варяг Рогвольд, а с ним и другие.

Вот на этих-то «других» и рассчитывала нынче Летякина, справедливо полагая, что Рогвольд ей в побеге не помощник – слишком уж накоротке был варяг со старой княгинею, слишком.

Ладожские гости разложили привезенные товары на длинных дощатых прилавках-рядках: варяжские мечи в оплетенных кожаными ремнями ножнах, кованые круглые шлемы, щиты, наконечники копий – есть где разгуляться мужскому взгляду, да и женскому – любо-дорого посмотреть: золотые и серебряные подвески, браслеты, серьги, застежки-фибулы – все ладожской работы, да есть и новгородской, и немецкой даже. Окромя всего этого – медные свейские крицы да прокованное железо – «уклад» – тут-то много кузнецов местных толпилось, из тех, кто вовремя не заказал, не успел.

– Красивый браслетик, – едва не встретившись с Рогвольдом, Женька обошла рядки далеко слева, почти у самой воды, заодно поглазев на ладожские ладьи – все большие, справные.

– Ты померь, дева-краса! – сказал торговец – или, скорей, приказчик – светлоглазый парень лет двадцати с темными волосами и бледным, почти не тронутым загаром лицом, неожиданно напомнивший Тяке Лешку Очкарика. У Очкарика иногда тоже такой вот делался взгляд – стеклянно-похотливый и вместе с тем – опасливо-стеснительный. – А вот, красуля, дай-ко руку… Ага! Ну, в самый раз! Бери, бери – в цене сойдемся.

– Возьму, – согласно кивнула Летякина. – Только завтра. Придержишь для меня?

– Да уж, красавица дева, конечно! В том и не сомневайся.

– Может, и еще что возьму… – Женька, однако, нынче не собиралась уходить слишком быстро. – Твой хозяин кто?

– Хозяин? – Парень неожиданно расправил плечи и, явно красуясь собой, пояснил: – Я сам хозяин. И товар, и ладья – мои.

Таким тоном сказал, как некоторые старые Женькины знакомцы из той, прошлой, жизни, обожающие к месту и не к месту заявить, мол, «у меня своя фирма», хотя откуда может быть у двадцатилетнего сопливца «своя фирма», разве мама с папой на день рождения подогнали… вот как, верно, и этому…

– И вправду своя ладья?

– Обижаешь! А вон тот амбар, что у крайней пристани, – мой! Да про Лютикова Ждана в Ладоге у кого хошь спроси – скажут.

– И Урмана-ведунья тебя знает? – быстро уточнила Летякина.

Ждан поперхнулся слюной, но ответил с достоинством:

– Конечно, знает. А ты откуда…

– У меня муж по весне к вам в Ладогу с товаром уплыл да сгинул.

– Бывает. Путь-то опасен, да. А как мужа звали?

– Харрисон Форд… – Женька ляпнула, что пришло в голову, да еще и уточнила: – Небось, слыхал?

– Да не доводилось, – повел плечом молодой купец. – Из варягов, что ль?

– Из варягов. Из наших, киевских. Мне б в Ладогу надо поскорее попасть – поискала бы мужа.

– Верная жена, хо! – Ждан осклабился и, хмыкнув, спросил: – А не боишься?

– А у меня Урмана-ведьма в родичах! – нагло соврала девчонка. – Пробуй кто навреди.

– Урмана – да… Но ведь мужу-то твоему навредили…

– Может, и сам он себе навредил. В кости уж больно любит играть.

– В кости? Поня-а-атно… Тогда да, надобно супружника выручать.

– Надо. – Женька поджала губы. – Случайно, не знаешь, кто тут в Ладогу вскорости отправляется?

– Так я и отправлюсь! – неожиданно улыбнулся Лютиков. – Кой-что продам, приказчиков оставлю да еще одну ходку сделаю – до зимы обернуся всяко!

– Рисковый ты парень, Ждан!

– Потому и купец. – Парень выпятил грудь. – А не какой-нибудь там шпынь ненадобный.

– Так довезешь меня? Я заплачу, сколько скажешь, не сомневайся, – тут же уверила княжна, на всякий случай еще раз напомнив про «родственницу» свою – Урману-ведьму. Да еще этак мимоходом заявила что и кроме Урманы в Ладоге у нее верные людишки имеются – могут и амбары сжечь, товары разграбить.

Согласился купец, чего уж. Подумаешь – деву к мужу завезти. Тем более заплатить обещано славно. Так вот, денька через три, ближе к вечеру, встретиться и уговорились.

– Может, уже поутру и отправимся. Тогда и заплатишь. Уговор?

– Уговор!

Хлопнули по рукам – у Женьки аж ладонь загудела, да ничего не поделаешь – уговор-то надо скрепить было.

На обратном пути княжна зашла в Николаевскую церковь, помолилась. Не потому, что слежки от княгини опасалась, а так просто зашла – у Господа попросить удачи.

Попросила и – то ли от этого, то ли от того, что хоть что-то сдвинулось с места, – на душе стало неожиданно радостно, хоть и погода к вечеру испортилась – недолго громыхал гром, сверкала в лесах за Днепром молния, а здесь, в детинце, зарядил ливень.

Велесий умотал куда-то по своим делам – все же судебный служка, видать, припахало его начальство, Всерад-старец, где-нибудь «след вести», искать пропавшую корову или что-нибудь еще. Жаль! И не потому только, что хотелось видеть рядом хоть одного близкого и приятного человека, еще и выпить хотелось, намахнуть чарку стоялого медку – раз уж нету мартини, в такую-то погоду – самое оно!

Подумав, позвала-покричала Здраву – та пригнала челядинок, девиц, бочку водой теплой наполнили – мыться, – истопили (супротив сырости) печь. С печью-то и перестарались – жарко стало в горнице, душно, не помогало и распахнутое настежь окно, хорошо хоть девки принесли квасу. Хороший квас оказался, хмельной, с третьей-то кружки поддало не хуже мартини! Поддало, да вот потянуло не на песни, не на гулянки, а в сон. Так юная княжна и уснула на лавке, потом уж девки раздели, на ложе перенесли, Женька не помнила – как, и что снилось – тоже не помнила, так уж крепко спала. И не слышала даже, как кто-то из девок-челядинок, тихонько распахнув дверь, скользнул в горницу босиком.