class="p1">– Знает, – соврала Агата. Она надеялась провернуть дело с уходом из клуба шито-крыто, а потом просто поставить родных перед фактом. – Я не хочу. Точнее, мы не хотим, чтобы на следующих соревнованиях или тренировках я получила новую травму.

Ольга Викторовна пожевала губу.

– Ты думаешь, ты первая, кто упал? Не первая. Больше скажу: не последняя. Это не гимнастика и не фигурная катание. Травм в танцах не так много, как там, но они всё равно бывают. И это нужно просто принять.

Агата посмотрела по сторонам. Шкаф, жалюзи, витрины… Почему-то ей вспомнились Екатеринбург и последние секунды джайва, во время которых она лежала распластанная по полу. Боль тогда была адская. Как будто в неё воткнули тысячу раскалённых игл. Музыка смолкла, и все уставились на неё. Даже танцевать перестали. Никита сидел рядом на корточках. Кажется, он умолял её подняться. А может, и нет. Она уже не помнила. Помнила только боль, а ещё испуганное лицо Данила. Местным врачам он её тогда не доверил и в медпункт тоже заносил на руках.

От тяжёлых воспоминаний лодыжка тут же заныла. Агата стиснула зубы и с вызовом посмотрела на тренера. Хромота всё ещё не прошла, но ходила уже без всяких костылей и трости. Друг Алексея Николаевича, рассматривая последний снимок, обещал, что она забегает со дня на день.

– Вы даже не представляете, как у меня всё болит после тренировок и выступлений. Спина, ноги, шея... Это Никите хоть бы хны, вот он и прыгает как конь.

– А кто тебе сказал, что у Никиты ничего не болит? – Ольга Викторовна вернула на место очки и повертела в руках синюю папку с какими-то документами. – Или у Жени? Или у Влада? Это спорт. Спорт высоких достижений. Тут либо болит всё, либо нет результатов.

– Это не мой спорт. Я так жить не хочу.

– И как же ты хочешь жить?

– Хочу готовиться к ЕГЭ и поступать в медицинский.

– Вижу я твой медицинский. – Ольга Викторовна с усмешкой кивнула на Данила. – Имей в виду: попросишься обратно – не приму. И никто в этом клубе тебя не примет.

– Не попрошусь.

– Не зарекайся.

Агата повернулась к двери и резко её открыла. В проёме стоял Никита. В глазах, как обычно, злоба. Подбородок трясётся. Кулаки сжаты. Не человек, а вылитый бык перед корридой. И Агата пожалела, что у неё нет копья или хотя бы рапиры.

– Бросаешь меня значит?

– А ты, значит, под дверью подслушиваешь?

Агата презрительно цокнула и, переступив порог, с грохотом захлопнула за собой дверь. Она надеялась, что не встретится с Никитой сегодня. Надеялась, что ему всё объяснит Ольга Викторовна или мать. Или, на худой конец, она просто напишет ему сообщение по вайберу.

– Столько сил, денег и времени вложено, и всё псу под хвост.

Откинув волосы назад, Агата поднялась на цыпочки. Танцевальный этикет требовал какого-то диалога, и она честно хотела расстаться с партнёром по-человечески.

– Ты – классный танцор, Никита, и партнёршу тебе надо такую же классную. А я до твоего уровня недотягиваю. Даже если сутками буду тренироваться, всё равно не дорасту. Но всё что не делается – к лучшему. Талантливых девочек много – тебе  Ольга Викторовна обязательно найдёт кого-нибудь. И пять месяцев ждать не придётся.

Развернувшись, Агата пошла вперёд. Всё закончилось, и она почти облегчённо выдохнула. Пожалуй, уход из танцев стоит отметить тортиком.

– Не надейся, что это продлится вечно. – Голос Никиты нагнал у её у самого выхода из клуба и загремел в ушах громом. – Не надейся. Твой боксёр тебя однажды так же бросит. Так же, как ты бросила меня. Как бросила Ольгу Викторовну. И вот тогда посмотрим, как ты будешь петь про лучшее.

Вдогонку он крикнул что-то ещё, кажется, пожелал ей скорой смерти, но дальше Агата уже не слушала и, прихрамывая, побежала на улицу. Её трясло и почему-то тошнило. Данил догнал её только на пешеходном переходе. По его покрасневшим костяшкам она поняла, что Никиту он всё-таки ударил.

– Он совсем придурак, да?

Данил прижал её к себе и погладил по лопаткам.

– Да. А ещё он сохнет по тебе и бесится, что ты со мной.

– Чего?

Агата отстранилась и от возмущения упёрла руки в бока. Только вот в серо-голубых глазах Данила не было смеха. Похоже, он говорил правду. Либо считал, что говорит правду.

– А ты разве не знала?

– Не знала. – Она покачала головой и прикусила костяшку левой руки, жалея, что не взяла с собой шапку. Ветер был таким сильным, что пронизывал до костей. – Да нет. Ерунда это всё. Мы только в апреле нормально общаться начали. А до этого… Ну помнишь же, я тебе рассказывала.

Данил не стал спорить и, накинув на голову капюшон, повёл её к остановке. Агата шла медленно и постоянно спотыкалась. В ушах попеременно звенели то проклятия Никиты, то слова Дани. Чему верить, она не понимала.

А затем её накрыло нечаянными воспоминаниями. Звонки, сообщения... Порыв найти анальгин. Фраза, брошенная Ольгой Викторовной про нежелание Никиты танцевать с другими партнёршами. Постоянные нападки в сторону Данила. Всё это казалось таким нереальным и одновременно совсем простым. Причина крылась не в амбициях, не в чувстве вины и не в страхе. Никита действительно был в неё влюблён, но она почему-то этого не замечала. Как и не замечала самого Никиту…

«Да теперь-то какая разница? – сидя в автобусе, сама перед собой оправдывалась Агата. – Это всё равно уже ничего не меняет. Люблю-то я Данила, а Никита пускай живёт, как хочет…»

* * *

Анна Георгиевна вернулась домой тем же вечером, и Агата, опасаясь звонка Ольги Викторовны, пришла к ней в комнату сама. Мать, худая и бледная, лежала на кровати пластом. За пять дней пребывания в больнице она потеряла килограммов десять. Недавно округлившиеся щёки спали, а глаза и вовсе ввалились внутрь. В руках впервые за много лет не было ни телефона, ни планшета, ни ежедневника. Анна Георгиевна лежала на спине и просто смотрела в потолок.

– Давай завтра, – произнесла она, как только увидела в дверях дочь и попыталась перевернуться на бок.

–