– извините, что не проинформировал раньше. Полагал, что уж кто-кто, а вы прекрасно ориентируетесь в ситуации.

– Мало ли что я видел. Закон есть закон.

– Еще раз извините.

– Может, вернемся к моей жене? – вмешался я. – Когда я смогу ее увидеть?

Володин пропал, я уже начал волноваться, что бы это могло значить, но он вновь вплыл в поле зрения:

– Завтра привезут в Москву. Мы организуем сопровождение, доставят без лишнего официоза. – Он помолчал, колдуя с чем-то невидимым, и добавил: – Могли бы и сами доставить.

Я опешил:

– Простите?!

Володин поморщился:

– Это не вам. – Помолчал, потом посмотрел прямо: – Илья, мы отключаемся. О вашей супруге позаботятся коллеги товарища майора. – В его голосе звучало неприкрытое ехидство. – Наше дело – опознание. Звоните ему.

Связь прервалась.

Вечер. Большая комната, залитая с потолка похожим на солнечный светом, имитирующим тени от невидимой перголы, расчерчивающие стены. Дочь с внуком застыли рядом с выходом, в глазах – ожидание. Я озираюсь с дурацкими очками на носу – ощущение, как будто снова прыгнул – только что был там, и вот – тут.

– Она здесь, – растерянно.

– Кто? – Даша.

– Жена его. Чего не поняла?! – Федор.

– Какая жена?

– Ну ты, мам, даешь! Бабушка, блин! – Он хихикнул. – Та! Какая? С Мау этого.

– Как это?

Дочь явно растеряна, она смотрит на сына, но тот не успевает ответить, она хмурится, затем смотрит на свободную от солнечных полос стену, та моргает, и появляется Герасимов – собственной персоной.

– Я прошу прощения, Дарья Ильинична, но с вашим папой до сих пор очень тяжело общаться – очки эти дурацкие. Ощущение, что смотришь в волшебную сферу из мультиков.

Ага, думаю, значит – ультраширик. Как есть псих. Жена сиганула за ним через несколько световых лет, а он думает о технике.

Сергей немного помят – ощущение, что одевался впопыхах, но держится уверенно:

– Илья, не переживайте, супругу вашу привезут завтра к вечеру. Мы организуем вам связь – можете поговорить. Я, собственно, почему звоню – Дарья, к сожалению, должен буду похитить вашего папу. Он будет жить какое-то время на служебной квартире.

– Почему? У меня что, места мало? – возмутилась дочь.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Дело не в квартире. Просто наша гостья, если все, что рассказывал Илья, правда… – Он замялся, подбирая слова. – Ну, ей лучше какое-то время побыть на карантине. Я уже не говорю о том, что, в отличие от Ильи, она – незаконный мигрант, и… – Он снова замялся, потом махнул рукой: – В общем, процедура сложная!

– Ладно, ладно! – я отмахнулся. – Можете меня соединить с ней?

– Она сейчас спит. – Он всмотрелся в мое лицо. – Вы не волнуйтесь, с ней все в порядке. Ее покормили, девушки подобрали одежду – та, что была на ней, испачкалась. – Он помялся. – Илья, она странно ведет себя.

– То есть? Что вы имеете в виду?

– Она уверена, даже чересчур уверена в себе. Такое ощущение, считает, что ей все должны. Ведет себя ровно, но очень удивляется, когда ей предлагают стул.

Я улыбнулся:

– Она скелле. Я же говорил вам. Видимо, ей так удобнее здесь, потому что реально на Земле она простая женщина. Что касается стула, то это культурный диссонанс – на Мау только высший может себе позволить встать, когда остальные сидят. Они ждут его приглашения. Когда вы пытаетесь ее усадить, вы как бы говорите ей, что не она решает, может она стоять или сидеть. Сказать такое скелле – верная дорога к не самым приятным ощущениям, а то и смерти.

– Интересно.

Я смотрел на Сергея. Было ощущение, что в нашем общении что-то изменилось. Он всегда был очень благожелателен, но, разговаривая с ним, я ощущал, что его добродушие – инструмент, что он прекрасно осознает цель и готов вести себя как угодно, лишь бы ее добиться. Сейчас в этом коротком «интересно» был совсем другой человек. Словно правдой оказалось то, чего он никак не ожидал, и теперь не знает, что дальше и как быть. Вот уже два дня он задавал мне вопросы, и по этим вопросам я узнал о его намерениях больше, чем он хотел. Так, его мало интересовала история, обычаи или культура чужого мира. Его не интересовало наследие древних! Даже осевой интерес – загадка моих прыжков, вертелся вокруг того, может ли повторить этот фокус другой человек, а если нет, то почему. Он как бы хотел сразу же построить самолет и не тратить двадцать лет на школу и университет. Я постоянно ощущал, что его вера в мои слова – обязанность, но терпел это. Какая разница как и через кого, все же я оставлял здесь мой опыт. Хотел Сергей или те, кто за ним стоял, или нет – я передавал послание Храма. Понемногу, по капельке. Сейчас же, на мгновение, он как будто очнулся – дикарь, страстно желавший летать, но с презрением относившийся к той нудятине, что втолковывал ему пришелец, вдруг осознал, что последний не врал – именно эта нудятина и есть путь в небо. И он разочарованно вопрошал скорее себя, чем меня, – интересно, неужели так и есть?

– Завтра с утра приезжайте в больницу. Пропуск уже готов – войдете без проблем, только не забывайте модуль. Если ваша супруга проснется, мы организуем связь. – Он кивнул дочери и внуку: – Спокойной ночи, Дарья, Федор. – Вновь задумчиво посмотрел на меня, но ничего спрашивать не стал, кивнул: – До завтра, Илья.

Мы остались одни. Ну как одни? Насколько это возможно в мире, где любой утюг следит за тобой парой глаз, как минимум.

Я не мог стоять. Возбуждение переполняло. Честно – я уже готов был потерять. Я лишь отдалял, как мог, этот момент – мгновение, когда осознаешь, что все твои близкие навсегда в прошлом. Все еще совсем рядом в памяти – может, обойдется? Знал, что не обойдется, но