— Верно, семья это куда серьезнее, — убираю локон за ухо. — И доверие в ней куда глубже. И самое забавное, никто не может мне гарантировать, что доверие оправдается. Твоя измена кинула тень на всех мужчин, в том числе и на моего отца. Понимаешь? Твоя Аня - это не про то, что сунул-вынул и побежал дальше по своей жизни. И тебе придется оправдывать не только мое доверие. Ты изменил не только мне, а многим людям. Моей маме, моему папе, нашему сыну и даже моей помощнице Кате, которая сейчас боится мне в глаза смотреть и подумывает уволиться, потому что решила, что отчасти она виновата, что мы развелись, а я теперь бледной тенью шатаюсь. И сколько еще людей недоумевает, почему мы развелись? Не просто так говорят, что семья — это ячейка общества. Наши с тобой отношения касаются не только нас, Саша.

Прижимаю ладонь ко лбу и продолжаю:

— Ладно, упустим из внимания других людей, но моих родителей не выбросишь из песни нашей жизни. Ты понимаешь, что тебя ждет? — серьезно смотрю в глаза Саши. — Ты до этого был приличным семьянином в глазах моих родителей, а теперь они знают, что это не так. Беспокойство за дочь, которую ты, возможно, опять обидишь, злость и недоверие останется с ними. И ты будешь чувствовать это напряжение, замечать взгляды и в разговорах и вопросах будешь улавливать подозрение. Я могу допустить, что ты больше не повторишь своих ошибок, однако выдержишь ли ты это давление в семье? Ты будешь стараться, а от тебя будут ждать подвоха. Особенно моя мама. Она даже отца начала уже тиранить…

— Я не думаю, что твой отец изменял твоей маме…

— А ты уверен? — поддаюсь к Саше с улыбкой, а он вздыхает. — О том и речь, Саша, что мы сейчас сидим и никому не верим. Теперь и моему отцу придется доказывать, что он не верблюд. Моя мама, вероятно, сейчас сидит, вспоминает все его командировки, задержки на работе и записывает в блокнот, чтобы устроить допрос с пристрастием. Ведь если ее замечательный и идеальный зять пошел налево, то ее мужу тоже есть, что скрывать. Вот так, Саша. Ты подставил моего отца.

Откидываюсь и скрещиваю руки на груди. Буду верить и надеяться, что у папы хватит мудрости и терпения выдержать напор мамы. Не хватало мне еще развода родителей сейчас.

— Я не хотел подставлять Павла, — обескураженно шепчет Саша.

— Понимаю, но ты будто не знаешь мою маму.

— Павел сможет ее убедить, — тихо отвечает Саша.

— Мой папа тоже умеет психовать, — усмехаюсь. — И никто не любит, когда на него вываливают беспочвенные подозрения.

— Наверное, мне стоит готовиться к сломанным ребрам, — неловко улыбается.

— И мой папа имеет полное право на это.

— Я и не спорю, — нерешительно касается плеча. — И, Ева, я понимаю, что предал доверие всей нашей семьи. И не только семьи. Мой главбух со мной сквозь зубы разговаривает, а ее муж Юра, начальник охраны, мрачный ходит и к ней шепотом обращается. Вероятно, его тоже теперь подозревают в изменах.

— Он же тебя прикрывал.

— Да не был он в курсе, — Саша устало откидывается на спинку. — Это все лишь стечение обстоятельств.

— А был бы в курсе, то прикрывал, — пожимаю плечами. — Ты уборщице премию дал?

— Охранникам, — Саша стягивает галстук. — Они все убрали.

— И молчат? — с недоверием смотрю на него.

— В глаза не смотрят, — невесело хмыкает, — но молчат.

— И как оно тебе?

— Подумывал уехать в тайгу, — Саша с тихим отчаянием смеется, — стать отшельником, отрастить бороду и сменить имя, но я каждый день в девять ноль-ноль вхожу в двери и шествую мимо молчаливой охраны. Каждый, мать его, день.

— И ведь вышагиваешь, наверное, с мордой кирпичом?

— Главное, что внутри.

— А что внутри?

— Презрение к себе, — едва слышно отвечает и медленно выдыхает. — Это мой личный круг ада.

— И не только для тебя, — тихо посмеиваюсь. — Ты про охранников подумал? Почему они не уволятся?

— Зарплата высокая.

— Переведи их с этой же зарплатой в другой филиал, — хмурюсь. — И, может, главному офису вообще переехать?

— Может быть, — задумчиво отвечает Саша. — Но…

— Но если тебе нравится проходить каждый день свой личный круг ада утром и вечером, то продолжай, — я встаю. — Та Ева на крыше хотела бы, чтобы ты страдал и страдал.

— А Ева сейчас? — поднимает взгляд.

— А сейчас Ева желает салата из сельдерея, — шагаю в столовую, — заправкой из сока апельсина, оливкового масла и каперсов. Я на него плотно подсела в последние дни.

Глава 48. О доверии

Передо мной огромная миска с салатом из сельдерея. Я его перемешиваю и отправляю ложку с божественным шедевром в рот. На кухню заходит Саша и усаживается передо мной.

— Ты еще тут?

— Как видишь.

— Мой план выкурить тебя сельдереем провалился, да? — с аппетитом похрустываю салатом.

Внимательно наблюдает за мной и тихо спрашивает:

— Поделишься?

Поперхнувшись и в изумлении уставившись на Сашу, прикрываю рот пальцами:

— Там сельдерей, Саш.

— Да, — он с серьезным лицом кивает.

— Ты его терпеть не можешь, — протягиваю ложку и придвигаю в его сторону миску, — но мне не жалко.

Цепко слежу за Сашей, который набирает салата с горкой и отправляет в рот. Вскидываю в ожидании бровь, а он спокойно жует, одобрительно хмыкает и еще пару ложек съедает. Ни тени отвращения.

— Ты что творишь? — в изумлении шепчу я.

— Знаешь, вкусно, — возвращает миску с салатом и ложку и откидывается назад. — Да, резковатый вкус, но апельсин и каперсы сглаживают его и раскрывают эту пряную пикантность.

— Издеваешься? — обескураженно шепчу я.

— Нет, — пожимает плечами и улыбается.

— Саша… — зло щурюсь я. — Ты выбираешь странную тактику впечатлить меня.

— Я не знаю, почему сейчас меня не мутит от сельдерея, Ева, — он вздыхает. — Какова вероятность, что я проживаю не только моральную метаморфозу, но и физическую?

— Вот сволочь, — сердито постукиваю пальцами по столешнице.