— Я так люблю тебя. Мы поженимся, как только ты станешь свободна. Как обстоят дела с твоим разводом?

Слово «развод» — такое уродливое и неумолимое — вонзилось в ее мозг словно нож, но она смогла ответить не выдавая своих чувств:

— Я виделась с мистером Траппом перед круизом. Он сказал, что, если я не вернусь к Николасу, он может преследовать меня по закону за уход из семьи.

— Он сможет преследовать тебя за измену!

— Нет! — Слово вырвалось непроизвольно, и она замолчала, увидев, как ранила его ее мгновенная реакция. — Прости, — поспешно попросила она, — я не это имела в виду.

— Именно это. — Его голос был мрачен. — Но ведь мораль здесь ни при чем, не так ли? — Она не ответила, и он продолжал: — Если бы ты любила меня, тебе не нужен был бы документ, узаконивающий твои чувства ко мне. Ты не ребенок, Джейн, — ты женщина. Ты любила, ты потеряла ребенка. Неужели это ничего не изменило в тебе?

Эти слова были слишком правдивы, чтобы их отрицать, чувствуя ужасное раскаяние, она поняла, что не может ему солгать.

— Ты прав. Я никогда не говорила, что выйду замуж за тебя; я не настолько люблю тебя.

— Но я тебе нравлюсь?

— Больше, чем кто-либо другой в… — Она остановилась, озадаченная выражением его лица. — Что ты собираешься сделать?

— Доказать тебе, что я не дурак. — Он опять превратился в того эксцентричного человека, которым она его всегда знала. — Я не обманываю себя по поводу твоих чувств ко мне, Джейн, и я хочу заставить тебя понять, что для нас обоих будет лучше, если ты перестанешь обманывать саму себя.

С пунцовым лицом она отвернулась к окну.

— Я действительно все испортила, не так ли?

— Наоборот. Я все еще хочу жениться на тебе, несмотря на то что ты не любишь меня… пока. — Он подошел и встал сзади, положив руки ей на плечи. — Я думаю, что ты полюбишь меня, Джейн: через некоторое время наш брак будет скреплен чем-то более прочным, чем страсть.

— Ты сможешь быть счастливым без страсти? — холодно спросила она.

— Это придет со временем, я готов ждать.

Она обняла его за шею.

— Я не заслуживаю тебя.

— Может быть, и нет, — шутливо сказал он, — но ты меня получишь!

Повинуясь своему желанию, она нагнула его голову и прижалась к губам, целуя его с теплотой любви, дающей ему надежду на их будущее.

В конце мая Джейн вернулась в Лондон, а Джон уехал на несколько недель раньше. Но только в день своего отъезда она рассказала тете Агате о своем обещании выйти замуж за Джона.

— Но официально мы только «хорошие друзья» до того времени, когда я буду свободна, — заключила она.

— Значит, ты решила попробовать второй сорт, — сухо констатировала тетя Агата.

— Я знаю, что делаю.

— Я не спорю. Но ты все еще любишь моего племянника, хотя параноидально боишься, что он опять подведет тебя.

— Как вы можете осуждать меня? — Эти слова невольно вырвались у Джейн, и она тут же пожалела об этом, так как меньше всего ей хотелось предаваться бесполезным спорам.

— Я действительно осуждаю тебя, — согласилась старая леди. — Это нехорошо, что ты не умеешь прощать. Большинство людей влюбляются несколько раз в своей жизни, и так получилось, что Николас влюбился в Кэрол после того, как встретил тебя. Но ведь тогда он не признавался тебе в любви. Он видел в тебе нечто среднее между няней и сестрой. Ты сама так говорила. Но как только он начал жить с тобой и относиться к тебе как к женщине, его отношение изменилось, он полюбил тебя и сказал тебе об этом. Все, что случилось затем, всего лишь неудачное стечение обстоятельств.

— Но все это случилось, — упрямо сказала Джейн, — и я не хочу больше говорить об этом. Я уже решила, что выйду замуж за Джона. — Она опустилась на колени рядом с креслом тети Агаты. — Вы не пожелаете мне удачи?

— Конечно пожелаю, дитя мое. Конечно пожелаю.

За день до открытия выставки Джона Джейн вернулась в Лондон в маленькую меблированную квартиру на Гросвенор-сквер, которую он снял для нее.

— Это рядом со мной, чтобы я мог почаще навещать тебя, — сказал он, — но достаточно далеко, чтобы соблюсти приличия.

Они провели первый вечер после ее возвращения, неторопливо поужинав в маленьком французском ресторане, а затем отправились к ней на квартиру.

— В следующий раз я приготовлю для тебя ужин сама, — пообещала Джейн, открывая дверь. — Я неплохо готовлю.

— Я влюбился не в повариху, — сказал он и обнял ее. — Желаю тебе спокойной ночи, дорогая. Завтра у нас важный день.

— У тебя, — засмеялась она, — это твоя выставка.

— Но все будут говорить только о твоем портрете.

— Надеюсь, я не подведу тебя.

— Ты никогда не подведешь меня, — с нажимом проговорил он и поцеловал ее со страстью, которую скрывал с того дня, когда она пообещала выйти за него замуж. Она постаралась ответить тем же, но, как всегда, ее усилие не оправдалось.

— Прошу тебя, Джон, — задыхаясь, сказала она, — я сегодня долго ехала и устала.

— От меня?

— Нет! — Она почти выкрикнула это слово. — Не пытайся искать скрытый смысл во всех моих словах, иначе наша жизнь превратится в сплошной кошмар.

— Прости, — смутился он, — наверное, мне не всегда удается себя контролировать. Но я так люблю тебя, что…

— Что не можешь мне доверять, — закончила она, понимая, что должна развеять в конце концов его дурные опасения. — Не ревнуй меня к Николасу. Когда я сказала, что выйду замуж за тебя, я закрыла дверь в прошлое, и обещаю, что она никогда не откроется. Я не могла перестать любить Николаса, но жить с ним опять, делить мою жизнь с его жизнью — с этим покончено. Ты — мое будущее.

Довольный как никогда, Джон покинул ее квартиру, но, даже когда шаги его стихли, в воздухе все еще звучало эхо ее слов. «Все эти слова — ложь, — призналась она себе, — все — ложь». Она будет любить Николаса до самой смерти, и никогда другой мужчина не займет его места в ее сердце.

Утром ее депрессия исчезла вместе с ярким солнцем, и к тому времени, когда она оделась, чтобы идти в галерею, она чувствовала себя гораздо более беззаботно, чем раньше.

Понимая, как это важно для Джона, она уделила своей внешности больше внимания, чем обычно, перемерив несколько платьев, пока не остановилась наконец на рубиновом шерстяном костюме, который подчеркивал ее иссиня-черные волосы и придавал большую теплоту ее слегка загорелой коже.

Когда она приехала, галерея уже была переполнена людьми, и Джон, стоящий в центре толпы поклонников, помахал ей рукой. Но, незаметно покачав головой, она стала пробираться сквозь толпу, прежде всего желая увидеть свой портрет.