Я отправил Сизифа исследовать закоулки интерактивной версии «Поддерживая небо», но ни скрытых ссылок, ни намеков не обнаружилось. Ни одна открытая база данных на планете не содержала ни единого упоминания об АК. Остальные культы нанимают имиджмейкеров, чтобы как следует раскрутиться в прессе… Однако полная секретность предполагает железную дисциплину, а не дорогостоящую рекламу.

Культ антропокосмологии. То есть: человеческого знания о Вселенной? С ходу и не поймешь. По крайней мере названия «Мистическое возрождение», «Смирись, наука!» и «Приоритет культуры» понятны с первого взгляда.

Впрочем, оно включает Ч-слово. Неудивительно, что они разделились на ортодоксов и не-ортодоксов.

Я зажмурился. Казалось, я слышу, как дышит остров, как подземный океан размывает под нами камень.

Я открыл глаза. Здесь, в центре острова, мы находимся над гайотом. Подо мной – твердый базальт, уходящий в океаническое ложе.

Так или иначе, но меня сморил сон.

На лекцию Элен У я пришел загодя. Аудитория была почти пуста, но Мосала уже сидела и что-то читала в ноутпаде. Я опустился через стул от нее. Она не подняла глаз.

– Доброе утро.

Она взглянула на меня, холодно ответила: «Доброе утро», – и сразу вернулась к чтению. Сними я ее сейчас, зрители решат, что фильм делался под дулом пистолета.

Язык жестов всегда можно отредактировать.

Впрочем, не это важно.

Я сказал:

– Как вам такое? Я обещаю не использовать то, что вы сказали вчера про культы, – при условии, что потом вы все обдумаете и выскажетесь еще раз.

– Ладно. Это честно, – Она снова взглянула на меня и добавила: – Не хочу показаться невежливой, но мне правда надо дочитать.

Она показала ноутпад со статьей Элен У из «Физикэл ревью» полугодовой давности.

Я промолчал, но, видимо, удивился достаточно очевидно. Мосала заметила виновато:

– В сутках всего двадцать четыре часа. Конечно, я должна была прочесть это месяцы назад, но… – Она нетерпеливо махнула рукой.

– Можно я сниму, как вы это читаете?

Она испугалась:

– Чтобы все узнали?

Я продекламировал:

– «Нобелевская лауреатка наверстывает домашнее задание». Все увидят, что и вы в чем-то похожи на нас, смертных, – и едва не добавил: «У нас это называется очеловечиванием».

Мосала сказала твердо:

– Можете снимать, когда начнется доклад. Так мы договаривались. Верно?

– Верно.

Она перестала обращать на меня внимание и с головой ушла в статью; враждебность и смущение исчезли. Я вдруг почувствовал, что с души у меня свалился камень. Минуту назад мы с ней спасли фильм. Ее отношение к культам показать надо, но она вправе высказаться более дипломатично. Простой, очевидный компромисс. Жалко, раньше не додумался.

Я заглянул в ноутпад Мосалы (не снимая). Всякий раз, как попадалось уравнение, она вызывала программу-помощника: на экране возникали окна, полные перекрестных алгебраических проверок и подробного разбора каждого шага в доказательствах У. Интересно, может, с таким подспорьем и я бы лучше понял статью? Вряд ли. Многие места в «поясняющих» окошках были для меня темнее самого текста.

Я в общих чертах понимаю, о чем говорится на конференции, Мосала же способна, с небольшой компьютерной подсказкой, заглянуть в тот слой, где математика либо выдерживает пристальную проверку, либо рассыпается.

Никаких красноречивых убеждений, никаких впечатляющих метафор, никаких призывов к интуиции – просто последовательность уравнений, которые непреложно вытекают либо не вытекают одно из другого. Разумеется, такая проверка ничего не доказывает; если неверны физические предпосылки, безупречная цепочка рассуждений породит лишь изящные фантазии. Тем не менее крайне важно выверить сами связи, потянуть за все ниточки в логической паутине, связывающей две возможности.

Насколько я понимаю, все теории – все наборы общих законов и вытекающих из них частностей – составляли неразделимое целое. Ньютоновские законы движения и тяготения, кеплеровские идеализированные эллиптические орбиты, все частные (до-эйнштейновские) модели Солнечной системы соединялись в единую ткань, в одно плотное переплетение рассуждений. Ничто из них не оказалось полностью верным, и пришлось содрать целый слой ньютоновской космологии (запустив ногти под край, где скорости приближаются к световой), чтобы проникнуть глубже… и с тех пор такое повторялось десятки раз. Хитрость в том, чтобы знать, из чего именно состоит данный слой, оценить каждый тесно связанный набор неверных идей и ложных предсказаний – пока не дойдешь до цельного, самодостаточного уровня, отвечающего всем доступным наблюдениям внешнего мира.

Вот что ставит Вайолет Мосалу особняком от половины ее коллег, не говоря уж о третьесортных журналистах, и никакому очеловечиванию этого не изменить. Если предложенная ТВ не согласуется с экспериментальными данными или рассыпается под грузом собственных противоречий, Мосала, и только она, сумеет проследить всю логическую цепочку и содрать блестящее заблуждение, как ровный слой отмершей кожи.

А если это не блестящее заблуждение? Если предложенная ТВ окажется безупречной? Глядя, как она читает изощренные уравнения У, словно художественную книгу, я представлял, что ТВ – ее или не ее – уже принята, и Мосала терпеливо просчитывает следствия теории во всех масштабах, на всех уровнях сложности, для всех энергий, чтобы по мере сил связать Вселенную в единое целое.

Зал постепенно наполнялся. Когда У поднялась на сцену, Мосала как раз дочитала статью. Я прошептал:

– Каков приговор?

Мосала задумалась.

– По-моему, она в основном права. Она не вполне доказала то, что хотела доказать, – пока еще. Но я почти уверена, что она на верном пути.

– Вас это не пугает? – удивился я.

Она подняла палец к губам.

– Потерпите. Давайте послушаем.

Элен У живет в Малайзии, но вот уже тридцать лет работает в Бомбейском университете. У нее множество статей в соавторстве, в том числе две с Буццо и одна с Мосалой, однако почему-то она гораздо менее известна. Вероятно, у нее есть и воображение Буццо, и строгость Мосалы, но, видимо, она не так смело раздвигает рамки (которые видны уже задним числом), не умеет отыскать задачу, которая даст впечатляющее общее решение.

Из лекции я не понял почти ничего, хотя записывал каждое слово, каждый график. Мысли мои занимало другое: как проще объяснить зрителям суть? Может быть, с помощью интерактивного диалога?

Загадайте любое число от десяти до тысячи. Не говорите его мне.

[Загадывается… 575]

Сложите цифры.

[17]

Сложите снова.