Она поблагодарила его и приготовилась ждать.

Двадцать минут спустя он снова появился, слегка запыхавшись, пересек площадь, сжимая в руках три больших буханки хлеба, завернутые в газету. Он отнес хлеб на кухню и вернулся, вытирая лоб носовым платком. Вежливая улыбка исчезла, сменившись хмурой озабоченностью.

– Какие-то проблемы? – спросила она.

– Не могли бы вы пройти в кабинет, мадам? – Его глаза скользнули в сторону Отто. – Пусть мальчик останется здесь, если вы не возражаете. Думаю, будет лучше, если мы поговорим наедине. Это займет всего несколько минут.

– Что случилось, мама? – шепотом спросил Отто, тревожно наморщив лоб и схватив ее за руку. Металлический привкус страха – этот вкус она знала очень хорошо – обжег рот Марты, мешая произносить слова.

– Это, вероятно, по поводу счета, – удалось выдавить ей, она ободряюще сжала руку сына и последовала по коридору вслед за хозяином гостиницы.

В кабинете царил такой хаос, что женщина удивилась, как ему вообще удается вести документацию и производить расчеты. Из обстановки в комнатке была всего пара шатких старых стульев и стол, полностью заваленный книгами и папками. Он занял стул за письменным столом, но не пригласил ее присесть, да здесь и негде было сесть, потому что на втором стуле громоздилась высокая стопка каких-то бумаг.

Она ждала, чувствуя, как от беспокойства кружится голова, а он стал что-то искать под грудами корреспонденции, журналов и газет. Наконец он откопал пачку и извлек из нее слегка помятую сигарету, расправил ее и зажег спичкой, чиркнув ее о нижнюю поверхность стола. Потом неловко прочистил горло.

– Миссис Вебер, мне очень неловко, что приходится вас об этом спрашивать, но мой брат Макс сказал мне, что Гирт согласился отвезти вас на кладбище в Лангемарк. – Он почти прорычал это слово. – Правильно ли это?

– Именно так, сударь. Как вы знаете, мы с сыном швейцарцы, но мы приехали по просьбе моей сестры, которая не может сама путешествовать, чтобы посетить могилу моего племянника. – Марта была уверена, что мужчине слышно, как гулко колотится сердце у нее в груди.

– Вы ведь знаете, что кладбище в Лангемарке предназначено для немецких солдат? – В узком солнечном луче, который просочился сквозь поломанный ставень, клубился сигаретный дым, постепенно растворяясь в сизоватой тени.

– Мне это известно, месье.

– Итак, вы признаете, что планировали посетить немецкую могилу?

– Именно так, сэр. Я не скрывала этого от месье Питерса.

Мужчина снова глубоко затянулся. Кончик сигареты вспыхнул, и столбик пепла, рассыпавшись, упал на бумаги, лежавшие перед ним на столе. Он, казалось, этого даже не заметил или ему было все равно.

– Неужели вы не понимаете, сударыня, что этот ваш план может оскорбить жителей нашей страны? Ваш племянник сражался за врага, который вторгся на нашу землю и который повинен в гибели многих тысяч наших граждан.

Марта вздохнула, выпрямившись во весь рост, расправив плечи и гордо вздернув подбородок. Она смело встретилась взглядом с сидящим напротив нее мужчиной, как научилась это делать, много раз сталкиваясь с военной охраной или с полицией.

– Я уверена, вы согласитесь, месье, что этот бедный юноша, мой племянник, не был лично ответственен за все эти смерти. Он выполнял свой долг, как и все солдаты, как бельгийские, французские и английские юноши. И он умер, выполняя свой долг. Единственное желание моей сестры и моя скромная просьба – положить небольшой подарок, камень на его могилу, потому что сама она не может приехать сюда. Неужели это такой большой грех?!

– Вы правы, сударыня, война делает всех виновными. И мы действительно должны почтить память павших за их жертву, на чьей бы стороне они ни были. – Месье Вермюлен тяжело вздохнул и потер редеющие волосы. – Но такие благородные порывы не решат сиюминутную проблему. Макс не может позволить Гирту использовать свой фургон не потому, что у него есть какие-то личные возражения, – он понимает это так же, как и я, – но потому, что он боится, что его клиенты узнают об этом и станут покупать хлеб в другой пекарне. Его имя написано на его фургоне. Что, если его заметят на немецком кладбище?

– Это можно объяснить так же, как я объяснила вам сейчас. Я приехала из нейтральной страны, у меня есть убедительная причина, чтобы посетить Лангемарк. Наверняка никто не сочтет это за оскорбление.

Месье Вермюлен откашлялся и понизил голос.

– Вы, по всей видимости, не понимаете, какой ужасный страх перед немецкими лазутчиками испытывает наше общество, – даже сейчас, когда война закончилась. Проще говоря, мы боимся шпионов. – Он выплюнул это слово с ядовитым шипением. – Эти страхи передаются шепотом, вскоре становятся слухами, слухи питают подозрения, подозрения приводят к официальным обвинениям.

Маленькую комнату заволокло густым тяжелым сигаретным дымом.

Марта вздохнула и попробовала еще раз.

– Я проехала весь этот путь от моего дома в Швейцарии, месье, чтобы исполнить желание моей сестры, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал глубоко и убедительно. – Ваш земляк месье Питерс согласился на сделку и взял десять франков из моих денег в качестве залога. Если ваш брат не имеет возможности одолжить свой фургон, то месье Питерс должен организовать какой-то другой транспорт или вернуть мне деньги.

Спор перешел на нейтральную тему, и владелец гостиницы немного расслабился, ведь ответственность теперь легла на плечи постороннего человека.

– Вы, конечно, правы, но мой брат сказал мне, что Гирт выскочил из пекарни после скандала по этому поводу, и с тех пор он его не видел.

– А у вас есть его адрес? Я сама его поищу.

Мужчина криво усмехнулся:

– Я от вашего имени посетил его дом по пути из пекарни. Но мадам Питерс сообщила мне, что ее мужа не было дома все утро. Она была – как бы это сказать? – в плохом настроении. Воистину, она наслышана о его злодеяниях. Она грозная женщина. Я бы не рекомендовал вам ходить к ней – уж точно не сегодня.

Но Марта не уступала:

– Тогда что же мне делать? Я с удовольствием приму ваш совет, месье Вермюлен. Мне, по крайней мере, необходимо получить назад мой залог от этого человека. И я буду вам крайне признательна, если вы направите меня к кому-нибудь, кто готов отвезти меня до места.

Он пожал плечами:

– К сожалению, я не могу помочь вам в вашем плане посетить Лангемарк. Это задача, которую я не в состоянии решить. Но я постараюсь найти старину Питерса. Я уверен, что через день-другой он вернется.

День-другой! Прежнее раздражение вспыхнуло, обжигая горло, как горькая желчь, вызванная голодом. Она пыталась говорить спокойно, но ее голос все равно дрожал от гнева.

– Это меня не устраивает, месье. Мне нужно вернуть залог срочно, чтобы я могла найти другого гида, который организует поездку уже сегодня или самое позднее – завтра, так как наши обратные билеты заказаны на пятницу.