Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он бубнил у меня над самым ухом. Было очень холодно и жутко хотелось отлить. Я разлепил один глаз. О боже! Все это правда! В смысле я жив, в смысле похмелье и в смысле я на лавочке в парке. Такие дела брат…
А кто это у нас бубнит? Это Конрад Карлович бубнит. Ох, и нудота… Блин. Я сделал героическое усилие и присел, обводя глазами хмурый парк и подыскивая ближайшее дерево. Какие-то собачьи инстинкты во мне пробуждались. Эх…
Потом я бесцеремонно перебил старика, чтобы хоть как-то унять поток его красноречия:
– А чего там вчера за машина была? – « Надо же какой бред вспомнился! Значит, борется организм, борется родимый!»
– Какая машина? – удивился профессор. Секунду подумал и махнул рукой. Энергично так махнул…
– Впрочем, продолжим… Видите ли господа,– профессор обвел глазами несуществующую аудиторию,– есть вещи с одной стороны настолько очевидные, насколько с другой стороны никто на них внимания не обращает, а точнее не хочет из-за их очевидности, наверное. И вот, скажите на милость, почему европейцы в большинстве своем пишут слева направо, арабы справа налево, а китайцы сверху вниз? А? Вот вам загадка достойная лучших психологов современности! А я вам скажу, что мозги у всех разные и это тоже вещь очевидная, вот в чем вся штука. И идет это из памяти, из глубин, из подсознания…
Примерно на этих словах мне стало легче, и я снова приблизился к так полюбившейся мне лавочке. Зевая во весь рот, я смотрел на удивление бодрого профессора и в кармане куртки обнаружил сигареты. Это было здорово. Конрад Карлович вещал, словно на лекции в своем университете или где он там вещал?
–Древнее необъяснимо для нас нынешних. А по секрету, по секрету скажу, скажу… Была еще и четвертая цивилизация! Обязана была быть.– Он словно и не нуждался в волшебных ста граммах. А я нуждался.– И писала она снизу вверх! Потому что крест! Крест должен быть завершен по всем направлениям!
«Ага, – подумалось мне,– Карфаген должен быть разрушен. Мой безумный друг совсем спятил, как тот очумевший сенатор». Где же тут киоски?
Профессор меж тем уже булькал и сморкался, причем без носового платка, устало, опершись всем телом о свою «глубокоуважаемую аудиторию» он шептал «милостивым государям» в самое ухо, «государи» морщились, но терпели.
–Я не знаю, что с ними стало, не знаю, но возможно они и сейчас среди нас, невидимые. Или просто мы не хотим их замечать, как не замечаем ничего. А может, и вымерли они как динозавры. Или как население той же Атлантиды. Да. Скучно им с нами стало, да и что за радость смотреть на наши рожи милостивые вы мои государи!
Тут я, наконец, поймал момент и произнес значительно:
– Уважаемый Конрад Карлович, смею вам заметить, что уже утро, а мы еще не похмелившись…
Профессор всплеснул руками.
– Саша! Ой, а что ж это я … У меня тут вот, вы пока спали, а я раньше… И сбегал, тут недалеко…
Я внимал. Сидел и внимал. Глядя на то, как профессор споро вынул початую бутылку: «вот почему он так бодр!», как за ней на лавочке появились два пластиковых стаканчика, какая-то булочка, сырок плавленый. Эх, золотой человек Конрад Карлович! Профессура!
Мы чокнулись, выпили за науку. Помолчали. Мир переставал быть хмурым. Повторили. В мире появились краски. Это было забавно.
– Саша,– проникновенно произнес профессор,– вы не обидитесь на меня?
– За что?
– Ну, пока вы спали, я на все вот это,– он обвел рукой лавочку с нашим незамысловатым фуршетом.– У вас в кармане… Деньги… А у меня… Так я позаимствовал, ну, чтобы…
Я махнул рукой, и Конрад Карлович заметно повеселел. Какой интеллигентный человек!
– Слышь, Карлыч, а вот скажи-ка такую вещь, ты человек грамотный, начитанный, может знаешь. Бог есть? С точки зрения точных наук?
Карлыч хитро взглянул на меня, разливая. Выпили.
– Эх, Саша, Саша, хороший вы человек. Душевный… Только вот вопросы не правильно формулируете… Впрочем, это не ваша вина, это беда общечеловеческая, так сказать, всеобщая…
Вот вы заговорили о Боге. А формулировки не даете. Вопрос ваш получается абстрактный, и ответ на него получиться абстрактный, оно вам надо?
« Ишь, загнул. Точность ему подавай».
Бемзе хихикнул:
– Вот видите… А на самом деле все проще простого. Бог в человеческом понимании, ну, я имею ввиду понимание современное. Есть некий свод законов, обязательных для выполнения любой мыслящей субстанцией, в данном случае человеком разумным. Хомо…
– Сапиенс,– продолжил я машинально, пытаясь уследить за полетом мысли Конрада Карловича.
– Сейчас Саша, как вы уже заметили, о Боге не рассуждает только ленивый. Все потянулись к религии. Это нормально, это естественно. Наблюдается скажем так некая внутренняя потребность людей в общении с высшими силами. Потому делаем вывод, что сознание общее сознание человечества делает некий шаг, направленный к пониманию новых законов мироздания, которые работают независимо от наших знаний о них. Люди это чувствуют интуитивно. Люди это осознают. Тут просто все очень как я считаю. Живи себе спокойно, заповеди не нарушай и будет тебе счастье. Спокойная совесть Сашенька она ведь тоже чего-то стоит, как вы считаете?
– Так стоп… – мне нужна была пауза, потому что что-то интересное вертелось в моих мозгах, но я никак не мог это что-то уловить. И тут напротив меня уселась ворона. Хлопнула крыльями. Крыльями…
Хлоп и меня осенило. Я снова вытащил сигарету.
– Карлыч тихо… – я почему-то перешел на шепот. Собеседник глядел на меня своими мутноватыми глазками.
– Слышь Карлыч, я тебе вчера про ангела говорил?
Профессор отвесил мне поклон:
– А как же…
– Так. Карлыч, это правда. Не бред, не белка. Прикинь… Я чего и разговор этот завел. У меня чего-то в башке повернулось. Он же Карлыч про это и говорил, про расширение-то сознания. Вот. Он же про это и говорил! Мол, мы не осознаем…
– Не ведают, что творят…– прошептал профессор строчку из библии и пожевал хлебушек. – Саша, прежде всего не надо так кипятиться. Я вам не психиатр, и положа руку на сердце склонен вам верить, потому что… Потому что… – он не договорил, а как-то весь сжался и вообще вид у него такой сделался, как будто он БМВ украл, а его прищучили. Сидит такой сгорбленный весь, несчастный… Прям жалко его стало. И неудобно немного. Гружу человека проблемами…
Я похлопал профессора по плечу.
– Карлыч, ну его не расстраивайся…
Бемзе всхлипнул, утерся рукавом, сейчас
