запреты, замыкая тем самым пресловутый «порочный» круг. Однако поскольку сами мужья также не могли похвастаться высокими моральными устоями, жалобы египетских женщин на суровость наказаний и жестокое обращение слышались не слишком часто.

В первой книге мисс Эммелин Лотт, вышедшей в 1867 г., дается подробная картина жизни в египетском гареме XIX в. Это взгляд изнутри. Похоже, нет никаких оснований сомневаться в достоверности ее описаний, поскольку совершенно очевидно, что она была очень сознательной и добросовестной молодой женщиной, значительно более свободной от разного рода предрассудков и предубеждений, чем можно было ожидать в Викторианскую эпоху, особенно если судить об этом времени по выступлениям недовольных тогдашними нравами современников. Не будет слишком опрометчивой мысль, что внучка мисс Лотт могла бы, живя уже в XX в., проявить куда большую нетерпимость, столкнувшись со схожими обстоятельствами. Во всяком случае, душевного равновесия она лишилась бы гораздо быстрее.

Каир начала ХХ в.

Гарем паши не вызывал особых симпатий у английской гувернантки. Однако в соответствии с традициями ее класса и страны она дает весьма объективную оценку всем явлениям, которые могла наблюдать. Она не разражается гневными тирадами против язычников и редко занимает снисходительно-высокомерную позицию, хотя горячности и страстности ей не занимать. Тем не менее вполне очевидно, что мисс Лотт сохраняла неизменную тактичность по отношению к своим хозяевам, в противном случае ей вряд ли удалось бы так долго продержаться при дворе египетского паши.

Дворец правителя Египта, где мисс Лотт состояла в качестве гувернантки его наследника Ибрагима, пятилетнего мальчика, располагался напротив Каира на противоположном берегу Нила, в Эль-Гизе. Когда мисс Лотт увидела гаремлик – так называли в Египте часть дома или дворца, где жили женщины, – впервые снаружи, он произвел на нее благоприятное впечатление своим элегантным архитектурным стилем. В частности, ей сразу же бросились в глаза красивые резные деревянные ставни, которыми были забраны окна. Затем она услышала невнятное щебетание женских голосов, в котором иногда различались отдельные турецкие, арабские, греческие, итальянские и французские слова, и увидела роскошные ковры и портьеры из дорогой узорчатой камчатной ткани, украшенные золотой бахромой. К ее радости, диваны оказались не жесткими, как ей о том рассказывали некоторые подруги, а мягкими и были обиты дорогим гобеленом.

В зале, куда ее привели, настолько отдавало застоявшимся табачным духом, что мисс Лотт едва не стало дурно. На свою беду, она, как и большинство английских дам ее времени и социального положения, не предавалась страсти табакокурения. Этот аскетизм поначалу оказался серьезной помехой на пути к установлению дружеских отношений с обитательницами гарема, так как последние, не успев как следует разглядеть свою новую сожительницу, тут же предложили ей трубку, инкрустированную драгоценностями, с мундштуком из янтаря. Они не могли понять, почему англичанка отказалась от такого безобидного и утонченного удовольствия. Сами же женщины гарема курили весь день напролет, дымя «как трубы». Мисс Лотт посчитала нетактичным со своей стороны говорить, что в тогдашней Англии эта привычка ассоциировалась скорее с конюшней, чем с будуаром. Она отказалась даже от такого пустяка, как сигарета, хотя в то время увидеть западную женщину с сигаретой было не такой уж большой редкостью, о чем обитательницы гарема наверняка слышали и знали. Это еще более озадачило их.

Однако не только вездесущий табачный запах удручал мисс Лотт. К ее огорчению, она не увидела цветов, что являлось обязательной принадлежностью гостиных в Англии. Что же касается знаменитых восточных духов и благовоний, то их держали в оплетенных бутылях и пользовались ими только по праздникам или когда «обитель блаженства» посещал сам паша. И все же запах табака был не единственным, так как к нему примешивались еще сильные ароматы кофе и спиртных напитков. Из последних преобладал данцигский бренди, который любили потягивать дамы. К радости мисс Лотт, они пили не стаканами, а наперстками. Англичанке объяснили, что некоторые невольницы не отличались бы подобной воздержанностью, представься им удобный случай. Удержать их от злоупотребления алкоголем удавалось, лишь убедив их, что это «европейское лекарство». Считалось, что оно оказывало сильное слабительное действие. Что касается других запахов, то время от времени гувернантка могла различить ароматы опиума и гашиша, причем чаще всего это случалось после еды.

Мисс Лотт упоминает и о неизбежных евнухах, и делает это, называя их «призраками» или «привидениями», хотя некоторые из них, в особенности негры, наверняка обладали довольно внушительным телосложением. По мнению гувернантки, они относились к своим подопечным не слишком сурово, в целом обладали благовоспитанными манерами и, похоже, были вполне довольны своей участью. Ей ни разу не пришлось стать свидетельницей жестокого обращения с наложницами с их стороны, как не слышала она и об интригах или каких-либо сексуальных домогательствах, хотя у нее, как и у многих других европейцев, вызывало тайное отвращение типично восточное безразличие к страданиям других людей.

С одним евнухом ей пришлось сталкиваться чаще, чем с другими его собратьями. Это был высокий, тощий человек с очень худыми руками и ногами. На вид ему было лет семьдесят. Подобно большинству остальных евнухов он родился в Абиссинии, в то же время черты его наружности не были лишены приятности. Он отличался благожелательностью и в беседах с мисс Лотт проявлял искренность, он постоянно жевал опиум или курил гашиш. Одевался он просто. Как правило, на нем был открытый зеленый сюртук, свидетельствовавший, что его обладатель совершил паломничество в Мекку. Его талию опоясывал широкий пояс из зеленой парчи, а не кашемировая шаль, как у других евнухов. На этом поясе золотыми и серебряными буквами был вышит главный девиз мусульманской веры. Обувь он не любил, предпочитая ходить босым.

Этот евнух считал, что наилучшим развлечением для новой гувернантки его повелителя были различные истории и сказки, которые иногда носили скабрезный характер. Впрочем, отдавая должное этому старому джентльмену, необходимо заметить, что он неизменно рассказывал их с величайшей серьезностью и уважением. Так, из его рассказов мисс Лотт узнала, что одно время в Каире проживала итальянка, которую знали под кличкой Лилия Арно[79].

Эта Лилия Арно держала приличный, но весьма дорогой бордель, укомплектованный девушками из европейских стран, которых вербовали на работу в качестве гувернанток, как и мисс Лотт. Однако по прибытии в Египет они оказывались в положении любовниц местных египетских магнатов. Когда паши уставали от их общества, девушек передавали, точнее, продавали в обычные бордели, предназначенные для непривилегированной публики. Владельцы борделей давали за них очень хорошую цену.

«Это была карьера, как и всякие другие, – задумчиво продолжал старый евнух, заметив, что мисс Лотт поморщилась, словно от