Надо будет завтра еще разок провести с ним разъяснительную беседу на тему, кто есть кто, а то что-то наш бобик забывается, а каждый раз кусать его мне не хочется. Вы думаете, это приятно? Тогда найдите где-нибудь старую пыльную шапку и укусите ее. Укусили? Ну и как, понравилось? Вот то-то же.

На пороге нашей обители нас встретила Кузьминична. Старая нянька удивилась, увидев меня, но конечно же на улице ничего не сказала. Она проводила нас в трапезную, плотно закрыла за собой дверь и только после этого дала волю эмоциям.

— Селистеночка, лапушка, а где же Антип и Даромир? Что, собственно, с ними произошло? Неужели ничем нельзя помочь? — засыпала она своими вопросами мелкую.

Селистена даже замешкалась с ответом.

— Батюшка в темнице остался, а Даромир… Даромир тут.

— Тут? — поразилась Кузьминична и уставилась на Шарика.

Лохматый тип после полученной от меня взбучки вел себя тихо, скромно устроился в углу комнаты, лишь изредка вяло помахивая хвостом. Я в свою очередь улегся чуть поодаль и выдавать себя не собирался. Интересно ведь, узнает меня старая нянька или нет.

Кузьминична с минуту рассматривала Шарика и, недовольно хмыкнув, уставилась на меня. Не знаю, как в подобной ситуации вела себя Золотуха, но я захлопал ресницами и игриво замахал хвостом.

— Ну ты даешь, дурень усатый, — наконец выдала нянька. — И какого лешего тебя в Золотуху занесло? Тебе что, Шарика мало?

Хм, проницательная старушка.

— Ой, Кузьминична, не сыпь мне соль на рану, — вздохнул я. — Я и собирался по старой памяти с Шариком телами махнуться, а в самый ответственный момент эта рыжая пакость под заклинание влезла.

Нянька с недоверием посмотрела на меня и вдруг ни с того ни с сего закатилась безудержным хохотом. Мало того, моя мелкая, глядя на свою кормилицу, тоже залилась звенящим смехом. Простите, а что тут, собственно, смешного?

— Надо же, наш Дарюша сам стал рыжим! — смахивая слезу со щеки, сквозь смех выдала Кузьминична.

— Не «рыжим», а «рыжей»! — поправила няньку мелкая, всё еще согнутая пополам от хохота. — К тому же он у нас теперь кормящая мать!

Наверное, если бы это случилось пару дней назад, я бы точно обиделся, но со мной и вправду происходило что-то странное. Я, ничуть не реагируя на реплики моих дам, только поудобнее разлегся, выжидая, когда истерика пройдет сама собой. Ну что тут обижаться, одна малая, другая старая, чего с них взять?

Наконец, вдоволь насмеявшись, мои девицы успокоились.

— Ладно, хватит! — заявила Кузьминична, вставая из-за стола. — Проголодались, поди? Ну так вначале перекусим, а уж потом вы мне всё подробно расскажете, тогда и покумекаем, как нам быть дальше. Уже то, что Даромир на свободе, дает нам вполне приличные шансы на успех.

Ну наконец-то хоть одна разумная мысль за сегодняшний день!

Спустя пять минут, на столе красовалась гора снеди. Видимо, нянька готовилась к встрече узников заранее и явно рассчитывала на возвращение не только меня, но и Антипа. Неужели она и впрямь была настолько уверена в своей воспитаннице? Хотя что я говорю, я и сам уверен в моей мелкой на все сто. Это только с виду она такая, а если припрет, то хошь вампира завалит, а хошь злой ведьме глаза выцарапает, она у меня вообще на все руки мастер. А уж после того, как я ей доверил ношение моего колдовского посоха, приобрела существенный вес в обществе.

Моя солнечная быстренько перекусила куском козьего сыра и краюхой хлеба и принялась рассказывать своей кормилице всё, что произошло с нами сегодня. А также и то, что она узнала от меня и Антипа. Я не был против такого разделения труда и с присущей мне основательностью приступил к ужину. Прямо передо мной на блюде лежала аппетитная жареная курица, запах от которой приятно щекотал нос. Вот, пожалуй, с нее и начнем. Я примерился к ножке, открыл рот и… И вдруг, к своему великому ужасу, понял, что не хочу ее есть. Я так и застыл над блюдом с открытым ртом.

Стоп, стоп, стоп! Что значит — не хочу? Это когда я отказывался от жареной курятины? Правильно, никогда! Разве только когда переедал свинины, но это явно не тот случай.

Немного успокоившись и восстановив дыхание, я справедливо рассудил, что уж ломоть свиного окорока мне точно придется по вкусу, благо он был выложен на блюдо также недалеко от моего носа. Я собрался с мыслями, взял волю в кулак и… И опять не захотел отведать кусок аппетитного, чудно пахнущего мяса.

Люди добрые, да что это за напасть-то со мной?! Да я, наверное, жутко болен, раз такие глупости вытворяю. Стараясь не впадать в панику, я медленно и неторопливо обследовал стол, дабы найти то блюдо, которое я смог бы съесть. В результате пошагового поиска была обнаружена творожная запеканка со смородиной. При виде этого, на мой взгляд, сомнительного блюда мой желудок призывно заурчал, и я прикончил запеканку в один момент. Как ни странно, но она мне понравилась. Осознав этот жуткий факт, я в полном бессилии опустился на скамью.

— Даромир, с тобой точно всё в порядке? — раздался осторожный вопрос за моей спиной. Оказывается, Кузьминична с Селистеной уже давно прекратили обсуждение насущных проблем и внимательно следили за моими телодвижениями.

— Не знаю, наверное, нет, — грустно ответил я.

— Может, тебе медовушки плеснуть? — предложила Кузьминична. — Ничего, сегодня можно.

Уж от чего бы отказаться, но только не от медовухи, и я радостно кивнул в знак согласия.

— Ты башкой-то не шибко тряси, а то с тебя шерсть летит, — ворчливо заметила старая нянька, наполняя мне плошку медовухой. — Совсем у них во дворце за собакой не следят, надо будет тебя помыть завтра.

Против водных процедур я ничего не имел, тем более что мыть меня наверняка будет Селистена, а у нее такие нежные руки… Ладно, это будет завтра, а сегодня меня ждет порция вожделенного напитка и крепкий сон. Ничто не действует на меня так расслабляюще, как пенный мед после вкусного (ну хотя бы сносного) обеда.

Я втянул носом запах, еще недавно бывший для меня божественным, и, к своему ужасу, осознал, что пить это я не буду ни при каких обстоятельствах. Ну, во-первых, там содержится хмель, а он вреден для кормящей матери, а во-вторых, от обилия сахара у меня может испортиться фигура. И как это я раньше этого не понимал?

Я отодвинулся от плошки подальше и своим вопросом окончательно добил бедную Кузьминичну:

— А молочка не найдется?

— Ч-чего? — не веря своим ушам, переспросила Кузьминична.

— Что-то молочка захотелось.

В гробовой тишине нянька поставила передо мной крынку с молоком, словно еще не веря, что я буду его пить. Зря не верила! Своим языком весьма внушительного размера я опорожнил посудину в два счета.

— Тяжелый случай, — заключила Кузьминична, после того как я сделал последний глоток. — И давно это с тобой?

— Недавно, — растерянно выдал я, — но ничего поделать с собой не могу. Да я сам себе противен: мясо не ем, медовуху не пью, никого за день не укусил, хотя поводов было предостаточно. И вообще, чувствую себя отвратительно спокойно, расслабленно и миролюбиво.