— Охохонюшки, — уныло вздохнул домовой, — Так мне и надо. Здравствуй, современная жизнь. И где тут у вас прокачивают кошек до мотоциклов?..

* * *

То утро стало самым незабываемым утром лета. А может быть — и всего года.

Неизвестно, кто заметил их первым, но телевидение с интернетом тут уж точно было ни при чем. Незнакомые люди просто окликали друг друга на улицах, указывая вверх. Все новые прохожие застывали на месте, уставившись в блекло-голубое небо. "Автобус!", "Жираф!", "Нет, похоже на динозавра!" — смеялись дети.

После полутора месяцев нестерпимого зноя в небе наконец появились облака. И с каждым часом их становилось больше.

Катерине рассказал про облака домовой. Сама она не могла даже добрести до кухни и поставить чайник, не то что выйти на улицу. Ненила помогла ей перебраться на диван в гостиной и принесла поднос с завтраком, холодно бросив: "Тут не ресторан, заказы не принимаем". Вопреки угрозе домовушки еда оказалась вкусная. Сам, пытаясь развлечь хозяйку, включил телевизор и немедленно наткнулся на местные новости. Впрочем, новостями их можно было назвать лишь с натяжкой: журналисты продолжали на все лады обсуждать события в бизнес-центре.

— Оставь, пожалуйста! — окликнула Катерина злобно ворчавшего домового, который, судя по виду, был готов перекусить пополам ни в чем неповинный пульт. — Я хочу знать подробности.

— Какие?! — всплеснул всеми руками домовой. — Ты же там была! В самом пекле, или типа того!

— Так ведь Хлюп… — начала было Катерина, но домовые уже исчезли.

— Не понимаю… — горько прошептала она. — Неужели им до такой степени наплевать?

Спустя несколько часов домой вернулся Алексей. С утра, вместо работы он отправилися прямиком к бизнес-центру, но только зря потерял время. Не помогли ни осторожные намеки, ни внезапные вопросы "в лоб" о маленьком полупрозрачном существе. К тому же детективом-любителем очень быстро заинтересовалась полиция.

— Тут такое дело… — начал было Алексей. Катерина лишь покачала головой в ответ:

— Давай без долгих вступлений. И так все ясно.

— Зашибись, как ясно! — сердито фыркнул Алексей. — Чтоб ты знала, все только начинается. Чаю хочешь? Да, — спохватился он и стал шарить по карманам. — тут тебе подарочек.

— Хочу, — рассеянно кивнула она. — А от кого подар… А. Понятно.

Катерина слабо улыбнулась — живопись малышки Светы была неповторима. Как и ее упорное нежелание подчиняться любым правилам: кто-то из родителей чуть заметно написал простым карандашом под картинкой "Выздоравливайте", но девочка старательно не заметила подсказку, начеркав поверх нее красным фломастером "ВыздАраввлЕвай!!!"

Сам рисунок оказался по дстать пожеланию: мало кто смог бы понять, что за существа пляшут на нем, держась за руки и улыбаясь. Катерина поймала себя на мысли, что испытывает гордость: для многих и многих на картинке была обычная детская мазня, но для нее — хоровод людей и домовых.

— Либо Ненила ночью устраивала посиделки, либо я просто что-то не понимаю! — донесся из кухни голос Алексея. — Вчера тут была полная пачка твоего любимого "Нури". Сегодня — ни одного пакетика. Потерпи немного, ладно? Я схожу в минимаркет на станции. О! — добавил он от входной двери. — К тебе гость! Не пугайся: гость — в хорошем смысле.

В одной руке соседка Рита сжимала листок бумаги, в другой — удерживала на манер профессиональной официантки блюдо, накрытое салфеткой. Она осторожно присела на диван рядом с Катериной и поставила блюдо на журнальный столик.

— Угадай, что? — радостно улыбаясь, потребовала Рита.

Катерина вдохнула сладкий аромат совсем чуть-чуть подгорелого теста, отметила жирные пятна на салфетке и решительно помотала головой:

— Никаких версий. Сдаюсь. Что там?

— Та-да! — Рита сдернула салфетку. — Это тебе. Печенье. Марфа научила. Оно хорошее, правда! Свекровь уже пробовала.

— Спасибо, — Катерина с благодарностью улыбнулась подруге. Все звонки с соболезнованиями от коллег и родственников не стоили единственного кусочка этой кривоватой, бессистемно утыканной изюмом выпечки.

— Спасибо, — повторила Катерина. — Мне очень приятно. А это что? — она кивнула на листок.

Бумага была торжественно развернута и впихнута ей в руки.

— Я сама рисовала! — гордо сообщила Рита. — Это логотип будущего портала "Мой домовой и я".

Пару мгновений Катерина отчаянно соображала, что бы такого похвалить на рисунке, рядом с которым картинка Светы выглядела почти профессиональным искусством.

— Ты держишь вверх ногами, — немного обиженно пояснила Рита, забрала листок и перевернула его. — Вот как надо!

— А!.. Прости, — с облегчением выдохнула Катерина. — Вот что значит не надеть ни очки, ни линзы.

Что именно зрители должны увидать на рисунке, она на всякий случай уточнять не стала.

— Знаю, так себе получилось, — покачала головой подруга. — Я в этом деле чайник, а ты делаешь сайты, ну, я и подумала…

— Я помогу, — кивнула Катерина. — Обязательно.

Рита возбужденно вскочила с дивана и вскинула вверх руку со сжатым кулаком:

— Мы — тайное общество!

Она скосила глаза на кулак и поморщилась:

— Над секретным опознавательным жестом еще придется поработать. Пойду — подумаю.

Рита бросилась к двери. Уже снаружи донесся ее радостный крик:

— Дождь начался! Кать, слышишь? Ааа!!! Как льет!.. Мамочки…

Только теперь Катерина заметила, что снаружи стемнело. Шелест дождя с каждой секундой становился все громче, и вот уже он превратился в рокот ливня, капли выбивали оглушительное стакатто одной им понятной мелодии по крышам и подоконникам.

— Ох, Лешка… — Катерина огляделась в поисках мобильника и неловко слезла с дивана.

— Сам? Ты мне не поможешь? — позвала она и тут увидела, что рисунки упали на пол. Она подобрала их, машинально развернула и застыла, в недоумении глядя на сияющую точку посреди яркой картинки. Миг — и Катерина с воплем отбросила горящие клочья рисунков в стороны.

Темнота, куда более черная, чем та, что была снаружи, придвинулась вплотную, заставив девушку отшатнуться, снова упасть на диван, вжаться в него, не обращая внимание на боль в растревоженных ранах.

По ковру, по столу, по обивке дивана побежали язычки пламени.

* * *

— Ты! — выдохнула Катерина. — И пожар во дворе… все — ты!

Ей стало страшно. Очень страшно, но не настолько, чтобы забыть про молоток. Тот самый молоток, которым она запустила в тварь, когда ей стало страшно на этом самом месте в прошлый раз. Не сделай она этого тогда — может быть, и твари никакой не было.

— Давай погово… — начала она и прикусила язык. Да и кто бы на ее месте не прикусил: от крика домового заложило уши, все прочие звуки — шум ливня, грохот грома — стали деликатным шепотом на заднем плане.