Уверенность Беса перекинулась и на Ажура. Бес — один из немногих, кому Ажуров мог верить безоговорочно.

— Удавлю… — выплюнул Степан, когда Бес выпустил друга из захвата.

— Ребята найдут, — коротко кивнул Бессонов.

Ажуров не смотрел на шефа. Включив воду, льющуюся прямо на пол и на обломки раковины, Степа вымыл руки и плеснул ледяной водой в лицо.

После вмешательства Беса вернулась трезвость мыслей. Да, все верно. Как только врачи скажут, что операция прошла успешно, как только Ягодка очнется после наркоза, Степан уйдет из больницы на несколько часов. И тогда гниду, посмевшую наехать на его девчонку, он голыми руками закапает в асфальт. Тот самый, где остались следы крови Ягушки.

***

Ажуров в который раз за последние часы просматривал фотографии, сохраненные в памяти телефона Ядвиги. Аппарат чудом уцелел после столкновения с асфальтом, но в качестве напоминания о происшедшем дисплей рассекла длинная трещина. Новенький мобильник, не менее навороченный, чем прежний, лежал в небольшой коробке здесь же, на тумбочке. Но Степан не торопился перекидывать всю информацию, скопившуюся в хитроумном гаджете Ядвиги. Только сейчас мужчина осознал, что за тот период времени, что он был знаком с Избушкиной, он ни разу не поинтересовался о предпочтениях девушки. Какие блюда она любит? Какая любимая книга? Любимый автор? Фильм? Ездит ли на велосипеде? Куда мечтает отправиться в путешествие? Почему так фанатеет по бабочкам? Вопросы, точно непоседливые пчелы, вертелись в голове Степана. И пролистывая яркие снимки, он понимал, что ему еще многое предстоит узнать о ней.

Бросив взгляд на часы, Ажур понял, что вот-вот в палату войдет профессор. Верный своему слову, врач приходил каждые полчаса. Медсестры — еще чаще, меняли капельницы, измеряли пульс, давление, занимались еще Бог знает чем под зорким и угрюмым взглядом Степана. И если медперсоналу Ажуров не задавал никаких вопросов, то профессор подвергался тщательному допросу.

И как только врач появился на пороге палаты, Ажуров отложил телефон и вздохнул.

— Вы сказали, что она уже должна прийти в себя, — с упреком проговорил Степан. Возможно, если бы пожилой светила медицины был бы моложе лет на двадцать, он бы и испугался грозной внешности Ажурова. Но профессор Вирм оказался закаленным общением вот с такими нервными родственниками пациентов.

— Степан Семенович, — доктор проверил пульс на запястье Ядвиги, просмотрел записи, сделанные медсестрами в его отсутствие, — У вашей жены сложные травмы и значительная потеря крови. Давайте позволим молодому и крепкому организму отдохнуть и восстановиться. Нужно время. Для паники причин нет.

Степан кивнул. Ответ профессора не изменился с прошлого раза. Но, нужно отдать ему должное, мужик был терпелив. Профессор Вирм, удовлетворенно кивнув после осмотра, вышел из палаты. А Степан вновь остался наедине с Ядвигой.

Прошло двенадцать часов после операции. Степан понимал, что Ядвига может и дольше оставаться без сознания, однако с каждой минутой он нервничал все больше.

Фотографии, просмотренные по сотому кругу, закончились. Степан уже собрался вынимать все карточки из телефона и поместить их в новый аппарат. Но так и застыл с рукой, занесенной над запечатанным в коробку телефоном.

Ядвига медленно моргала, словно привыкая к дневному свету, пробивающемуся через приоткрытые жалюзи.

— Здравствуй, родная, — выдохнул Ажуров.

Его голос был неслышен. Вместо слов вырвалось что-то невнятное, неразборчивое. Но Ягушка смотрела на него.

— А вы кто? — хрипло шепнула Ядвига, и тут Ажуров понял, что мир ускользает от него.

Хотелось крикнуть: «Не может быть! Это ведь я! Разве ты не помнишь?!». Но Степан только сжал руки в кулаки, до хруста, забывая, что в ладони все еще был телефон Ягушки.

Ядвига из-под полуопущенных ресниц наблюдала за мужчиной, сидящим в метре от нее. Красивый, статный, широкоплечий. Черный свитер тонкой вязки подчеркивал разворот плеч и крепкие руки спортсмена.

— Я… Ты… Не помнишь меня? — наконец, выдохнул Степан, проводя ладонями по волосам и потерянно глядя в милое, но очень бледное девичье лицо.

— Не-а, — выдохнула Ядвига, прикусывая треснувшую губу.

Степан не знал, как себя вести. Нужно бы сгонять за доктором, но ноги точно вросли в пол, как и все тело. Куски разломанного телефона валялись под ногами. Чудовищное чувство безысходности отступило, сменяясь растерянностью. Как так? Почему она его не помнит?

Он и сам не заметил, как оказался очень близко к постели, практически касаясь неподвижно лежащей на покрывале бледной ладони.

— Я Степан Ажуров, — сипло прошептал Ажур, сглотнув. — Твой муж.

— Вот уж не ври, Кружавчик, — едва различимо фыркнула Ядвига, уже не скрывая легкой улыбки на слабых губах. — Не помню, чтобы кто-то регистрировал наш брак.

Степан вскинулся. Помимо воли, его рот скривился в подобии улыбки. А рука осторожно коснулась девичьей ладони.

— Чуть инфаркт не схлопотал, — прошептал Ажуров. — Допросишься. Отшлепаю.

— Врешь ты все, — делая паузы между словами, с трудом шептала Ядвига. — Ты обещал мне «куни», Кружавчик. Это я четко помню.

— Все, что захочешь, родная, — улыбка Ажурова с каждым мгновением становилась все более похоже на его прежнюю, ту самую, которую так полюбила Ядвига.

Степан, отвлекшись на секунду, сделал короткий звонок доктору. А потом, уперся своим лбом в расправленную ладонь Яги. Как же ему не хватало ее прикосновений! Словами не передать. Губы прижались к прохладным пальцам, согревая нежную кожу.

— Теперь вижу, что это и правда ты, — через силу улыбнулась Ядвига, прикрывая глаза. Чуть отросшая щетина приятно колола кожу ладони. И сейчас Ядвига не променяла бы это ощущение ни на что другое во всем мире.

Небольшую катастрофу местного масштаба с редким именем Емельяна охрана, оставленная Ажуровым у входа в палату, пропустила без разговоров. Девчонка упиралась, но тащила объемную сумку со всеми вещами, которые могут пригодиться Ядвиге. По ее, Емелиному, скромному мнению.

Девчонка полагала, что ее подруге просто жизненно необходимы тапки с мохнатыми рожами, огромная плюшевая гусеница с милыми глазками-пуговками, планшет, ноутбук, и два пакета свежих булочек. Ладно, откровенно признаться, булки девчонка тащила исключительно для себя. Ну, может быть, одну она отдаст отцу.

Так вот, войдя в палату, куда строго-настрого был запрещен вход всем, за исключением Степана, Емели и Бессоновых, девчонка пристроила сумки на небольшом диванчике.

— Привет, па! — тихо поздоровалась Ажурова.

— Здравствуй, — улыбнулся Степан, обнимая подошедшую к нему дочь. — Спасибо, что приехала так быстро.

— Глупости! — отмахнулась Емеля и протянула отцу небольшой сверток со свежей сдобой. — Как она?