– Говорят, сам консул потерял от нее голову…

Три дня до похорон прошли для Делафара как в угаре. Тело актрисы хотели отправить в Москву, но дороги были перекрыты. Одесса оплакивала «королеву экрана» за всю необъятную Россию.

– Деникинская контрразведка сработала, – твердил Апостол. – Они испугались за Фрейденберга. Вдруг Вера убедила бы его бросить все… Полковник мог решиться на сдачу города! Что с тобой, Жорж? Ты меня не слушаешь…

Делафару стало безразлично, отчего она умерла. Мысль о мести не приходила ему на ум. Да и кому мстить? Командующему Добровольческой армией? Какому-нибудь сумасшедшему ревнивцу? Или такой же сумасшедшей завистнице? Майору Порталю, начальнику отдела контрразведки при штабе? Все, что происходит, продиктовано высшей волей, подчинено высшему смыслу… Люди – только слепые исполнители, которые заблуждаются насчет своей значимости. Он не Дон Кихот и не намерен сражаться с ветряными мельницами…

Ночные бдения с чашей повлияли на его сознание. Он ловил себя на том, что перестает адекватно воспринимать события. Слова Апостола казались ему пустыми, надуманными.

Он заставил себя пойти «попрощаться» с Верой – этого требовали обстоятельства.

– Мы должны вести себя так, как от нас ожидают. Как вели бы себя актер и штабной переводчик: почитатели ее таланта, – говорил Инсаров.

Агент Шарль понимал, что товарищ прав. Жорж Делафар, потомок крестоносцев, восставал против. Его сердце отказывалось принимать дикие подробности «погребального ритуала».

Вынос тела актрисы из дома Папудова состоялся ночью, в четыре часа, «при огромном стечении публики», как писали одесские газеты.

– Почему ее выносят под покровом ночи? – шептались обыватели, усматривая в этом некую мрачную тайну.

Делафару казалось, что он в кинотеатре, где крутят фильм «Похороны Веры Холодной». Она снова играет – свою последнюю роль. Как всегда, блистательно.

Набальзамированные останки, гроб, отпевание в Кафедральном соборе, выставленный при входе усиленный караул, пышные букеты с траурными лентами – все это уже не имело отношения к Вере. Той, какая она открылась ему в миг прозрения…

Лицо умершей потемнело, и это подогревало слухи о яде. Хотя профессор Усков подтвердил диагноз – отек легких, ему не верили.

– Существуют яды, которые вызывают похожие симптомы… – обменивались мнениями профессионалы.

– В городе болеют тифом, но не «испанкой»…

– У нее кожа от природы светлая, белая, можно сказать, лилейная… – судачили поклонники. – А тут совсем не то…

– На цвет мог повлиять бальзамирующий состав…

– Говорят, вскрытия не делали…

– Бальзамировал в срочном порядке сам Тизенгаузен, лучший патологоанатом… По приказу неизвестного лица…

В день похорон опять шел дождь. Делафар потерял счет времени. Он опять стоял на площади, провожая Веру в «последний путь»… Прилегающие к площади улицы были запружены народом. У него кружилась голова, в висках стучала кровь.

«Я родилась для того, чтобы меня носили на руках!» – шутила Вера…

Как трагически воплотились ее слова: мертвое тело актрисы несли на руках молодые мужчины, оспаривая друг у друга это право. Она все еще властвовала над безбрежной толпой, подчиняла ее себе. Незримые нервные токи пронизывали каждого присутствующего. Делафар ощущал ее магический «взгляд из-под ресниц», будто она искала его среди тысяч безутешных обожателей…

– Я следую за тобой… – мысленно взывал он к плывущему над головами людей гробу. – Уже скоро!

Все происходящее снимали на пленку. Кино и еще раз кино! Проводы «царицы мелодрамы» – сам по себе романтический душещипательный сюжет. Последний фильм с Верой Холодной в главной роли…

Уже в марте миллионы жаждущих не только хлеба, но и зрелищ, смогли увидеть ленту во всех кинотеатрах страны.

Делафар стал свидетелем небывалого триумфа покойной актрисы, которой при жизни неистово поклонялись, а после смерти обожествляли.

«И когда Весенней Вестницей

Вы пойдете в дальний край,

Там Господь по белой лестнице

Поведет Вас в светлый рай», —

написал Вертинский.

Делафар сомневался, что ему тоже уготовано место в раю. На него снизошел дар предвидения. Или он увидел свою судьбу на дне чаши, в глазах золотой богини… Все смешалось в его воспаленном рассудке: этот южный портовый город, продуваемый февральским ветром, дождь и мокрый снег, свинцовое небо и свинцовое море, свинцовый гроб Веры, установленный в склепе-часовне на старом одесском кладбище… ее тонкие пальцы, которых он касался губами… ее печальная улыбка… до боли знакомое чувство тоски, неутоленной страсти… неисполненное обещание…

Где-то, когда-то уже случалось нечто подобное. Он уходил, она оставалась… Он клялся, что вернется и привезет ей из Палестины золотую Чашу – зеркало, отражающее лицо мира…

– Я ли не вернулся? Ты ли не дождалась? – шептал Делафар.

Ему открылось много: через двенадцать лет не будет ни этого кладбища, ни часовни, ни гроба. На этом месте разобьют парк… Все эфемерно, кроме любви и смерти.

Москва. Наше время

Некоторые действия Астры ставили Матвея в тупик. Она распутывала клубок загадочных обстоятельств сообразно ходу своих мыслей, понятному ей одной. Впрочем, и в этом он тоже сомневался, иногда казалось, что она делает шаги наугад. Возможно, так и было.

– Я бы на твоем месте поехал к дому, где проживает младший Евланов, – посоветовал он. – Поговорил с соседями, с консьержами, наконец.

– Это ничего не даст, – равнодушно отозвалась Астра. – Соседи в таких домах едва здороваются друг с другом. В лучшем случае! Там большинство квартир сдается, я узнавала.

– Борисов помог?

– Угу. Жильцы меняются, не успевая познакомиться. Полагаю, они к этому и не стремятся. Дмитрий нарочно выбрал квартиру в таком месте: он хотел уединиться.

– Я бы все равно поехал.

– Милицейские оперативники уже сделали все, что ты предлагаешь. Они ищут Евланова, чтобы взять у него показания насчет бывшей жены. Зачем дублировать бесполезные вещи?

– Но женщину в черном они не ищут. Они о ней просто не знают!

– Да… родители Дмитрия молчат. Я их понимаю. Как ни крути, а в убийстве жены, пусть бывшей, прежде всего подозревают мужа… Их сын ведет себя весьма странно.

– Что-то ты слишком спокойна! – не выдержал Матвей.

– У меня есть флэшка.