Поразительно, с какой силой может затапливать обгорелый котлован сияющая надежда.

– Тридцать секунд, Инга.

А внутри темная горечь меняется на светлое счастье.

Он тактично предлагал мне удалиться, прежде чем явить свою могучую суть собственника. По-настоящему мужскую сторону, когда ты без кольца становишься женой. Но я медленно шагала вперед.

– Я не для этого шла сюда… чтобы уйти…

– Двадцать.

И еще на шаг ближе.

О, я ошиблась, предположив, что этот зверь сдался. Он был готов сражаться на совсем других оборотах, он был готов рисковать. И он был тем, кто мне нужен.

– Десять…

– Ни за что.

Я приблизилась настолько, насколько позволял окруживший Рида флер, сотканный из ярости, упертости и приговора.

– Пять…

Я прижалась щекой к его форме.

Он был за меня. Он был для меня.

Отсчета в «четыре, три, два и один» не последовало. Но последовала тихая стальная фраза:

– Твое время вышло.

«Время одинокого человека. И я предупреждал, что дорога будет сложной».

– Зато наше началось, – прошептала я.

*****

Мы снова сидели в его машине, в той самой, которая когда-то везла меня на Землю сквозь слои Вселенной.

Новый Рид пугал и притягивал еще сильнее. Он сделался бетонным, он принял какое-то решение, он стал готов идти против всех. От этого я чувствовала себя мягкой, дикой и пьяной. Так случается, когда против этого мира вас становится двое.

– Я не сказал тебе о том, что один вариант все же есть – сыворотка адаптации.

Его взгляд изменился, стал взглядом мужчины, готовым возвести вокруг тебя защитные стены. Их же пробить ради тебя, если придется.

– Проблема лишь в том, что вероятность смерти в случае ее использования – пятнадцать процентов.

Мне было хорошо. Я была там, где хотела быть, я больше не была одна, я была «вдвоем». И препятствия меня не страшили.

– Значит, это восемьдесят пять процентов успеха – вот о чем ты мне говоришь. Отличная новость!

Он знал об этом, о том, что я могу умереть, он, вероятно, думал об этом еще до нашей встречи. Пытался разрывом меня уберечь. «Друг».

– Это будет больно…

«Больнее будет без тебя».

–…действительно больно, я не шучу. Трое суток агонии.

– А после чудесная совместная жизнь. – Я не собиралась заострять внимания на мелких камешках, покуда колесо судьбы крутится в верном направлении.

Взгляд Рида непроницаемый, его сила внутри ужасающая, а я словно счастливая фея, нашедшая демонический костер, неожиданно согревший сердце.

Он не просто был на моей стороне, этим вечером он официально приписал меня себе. Вдруг подумалось, что все вышло так, как мне с самого начала хотелось – мы сидим рядом в том же автомобиле. И неважно, как далеко мы вместе уедем. Если вдруг эти пятнадцать процентов окажутся роковыми, я не буду жалеть.

И я расслабилась. Повернулась на сиденье боком, посмотрела на Рида так, как всегда хотела – с честной нежностью, с любовью. Согрелась ответным теплом, пока пробивающимся сквозь бетонный барьер.

– Очень хочется, чтобы ты меня обнял.

Я не жаловалась, просто констатировала тот факт, что в его руках мне ничего не страшно, что в них всегда смогу отогреться.

Когда на его пальцах появились защитные перчатки, я не знала, но именно они погладили меня по щеке.

– Я обниму тебя. Много раз.

Обещание той же силы, что и на крыше: «Не дать уйти через шестьдесят секунд уже никогда…»

Против всех миров мы остались вдвоем.

Наверное, он хотел сказать, что «все будет хорошо», но сказал, как и раньше, правду. Комиссионеры не приукрашивали и не утешали зря.

– Есть вероятность, что ты умрешь.

– Я готова пробовать.

Он долго молчал, прежде чем добавить.

– Я найду тебя, если ты уйдешь в смерть. Где угодно, Инга.

Чуть-чуть зябко об этом говорить, но двигаться вперед лучше, чем в сторону или назад.

– Даже если для этого тебе самому придется умереть?

– Даже если так.

Прозвучало спокойно, без тени сомнений.

Он был готов идти до конца. И он только что сказал мне о том, что любит.

Его ладонь была теплой сквозь перчатку, и от нее все равно фонило. Я взялась за нее, и мои пальцы пожали мужские. Не так, как пожал бы Даг, по-дружески, но иначе – как тот, кто действительно не отпустит. И если тебе суждено полететь в пропасть, он полетит следом за тобой.

– Ты сумасшедшая человеческая девчонка.

Я однажды слышала эти слова.

– Точно. Чего мы ждем? Едем за сывороткой?

Красивый профиль водителя. Я безумно по нему скучала.

У серебристой машины завелся мотор.

*****

(Charlotte Cardin – Dirty Dirty)

Бернарда.

Этим вечером мы с Дрейком собирались посетить оперу, и потому на мне наряд классической леди – обтягивающее платье, наглухо закрывающее фигуру, но ее же демонстрирующее, при виде которого взгляд моего мужчины сделался томным. И моментально расхотелось куда-то идти.

Дрейк умел был сексуальным в любом виде. В серебристой форме, в джемпере и джинсах, в выглаженной рубахе и брюках со стрелками. Полагаю, он производил бы на меня впечатление желанного мужчины хоть в скафандре, хоть в гидрокостюме. И дело не в фигуре, но в ауре: уверенные в себе мужчины во все времена покоряли сердца женщин, а уверенности в Великом и Ужасном было очень много. Если преуменьшать. И более всего заводила ее «недемонстративность», обманчивая простота, мягкость.

– Готова, моя дорогая?

Как только мы покинем Реактор, форма моего спутника сменится на классический костюм, после чего о том, что мы отправились куда-то помимо постели, пожалею я.

Касание декоративной пуговицы на моей груди – жест в высшей степени невинный и настолько же возбуждающий. Кажется, Дрейк размышлял о том, чтобы прямо сейчас создать для нас временной карман, в котором мы успеем предаться обожанию друг друга и не опоздать на арию.

– Даже не думай об этом…

– Не думай о чем?

Меня всегда восхищало его умение выглядеть простым парнем и одновременно змеем-искусителем.

– Обо мне… в этом смысле.

– В этом смысле я о тебе думаю всегда, увы. Ты согласилась на это до бесконечности.

Точно. И кольцо на моем пальце с одноименным символом стало тому подтверждением – лучшее событие моей жизни. Но вспомнилось вдруг, что перед выходом в свет я хотела спросить еще кое о чем.