это с женщинами часто случается, разное сентиментальное бумажное барахло. Потом оно ей надоело, и она его сожгла. И правильно сделала. Но перед тем как сжечь, она что-то там сфоткала себе на память. Криво-косо. И теперь человек из органов просит его, Гошу, придать этим файлам товарный вид. Чтобы все отчетливо читалось. Зачем? Трудно было заподозрить Сергея Игнатьевича в том, что он восстанавливает архив этой Оксаны исключительно по причине душевной щедрости. Хотя его прежнее задание с Зарой было еще более идиотское. Может, опять подполковник так развлекается с Гошей?

– А зачем вам это? – спросил Гоша. – Прошлое должно оставаться в прошлом.

Гоша сам скривился от того, насколько по-книжному это прозвучало. Однако Оксана не скривилась. Наоборот, она как-то взбодрилась, как полковая лошадь при звуке трубы.

– Прошлое? Это какое прошлое? Когда тебя выдергивают из своей страны и привозят в эту сраную Америку? Когда у тебя ни языка, ни друзей, ничего и никого? И это все я должна проглотить? Щас! Это теперь не прошлое! Это мой лотерейный билет в будущее.

Гоша понял, почему папку с файлами Оксана назвала «Лотерея».

– Нет, он за все ответит! За все заплатит! – Оксана не могла остановиться. – Катается как сыр в масле. Думает, откупился от меня своими алиментами.

– Кто? – Гоша понял, что Оксана хочет кому-то отомстить.

– Не твое дело. Ты своего червяка жуй-глотай. И вообще нечего рассиживаться, иди работай, – сварливо закончила разговор Оксана.

Гоша понял, что ей не нравится в Америке. Да, Сергей Игнатьевич что-то такое говорил. Он называл это патриотизмом.

– Так чего вы не вернулись? – не выдержал он. Ему просто по-человечески было любопытно. Он видел в Москве многих, кто клял столицу, но зубами за нее, постылую, держался. Не уезжал восвояси ни в какую.

– А куда возвращаться-то? В нищету? К разбитому корыту? Нет, возвращаться надо на белом коне. Чтобы всё не зря, чтобы все от зависти сдохли.

Гоша примерно понял ход мыслей и решил, что больше ничего интересного не будет. Он уже встал, когда Оксана добавила:

– Ничего, я никогда надежды не теряла. Вот и по моей улице прошел инкассатор. Теперь мне эти фотки все дадут – и с квартирой обещали помочь, и с работой. На таких условиях можно возвращаться. А так-то что? Кто ж с голым задом возвращается?

У Гоши начала прорисовываться общая картина. Он уточнил:

– Кто обещал помочь?

– Не важно. Кто надо, тот и обещал. Серьезные товарищи, такие зря трепаться не будут.

Гоша понял, о каких товарищах говорит Оксана. Люди в погонах вообще серьезные все как на подбор. До Гоши стало доходить, что эти фото почему-то важны для Сергея Игнатьевича. За них он пообещал квартиру и работу Оксане в случае ее возвращения.

– Так пусть ваши серьезные товарищи сами и чистят файлы, не переломятся, – предложил Гоша.

– Щас! Нашли дуру! Я им письма, а они мне это? – И она показала увесистую фигу. – Нет, я сама в эту игру сыграю.

Стало ясно, что Оксана боится высылать исходные фото. Люди хоть и серьезные, но могут кинуть ее легко и непринужденно. Воспользуются файлами, а ее побоку. Оксана страхуется, не выпускает фото из своих цепких лапок.

– Если захотят, то по-любому кинут, – философски заметил Гоша. – Ну пошлете вы куда-то там, сыграете в свою игру. А вам в ответ «спасибо», и все.

– Щас! Если только попробуют, я сразу назад сдам, дескать, все это фейки. Не, тут все продумано, не кинут, – убежденно сказала Оксана.

Гоша сообразил, что первый шаг за Оксаной. Скажем, она засылает это журналистам. За это она должна получить свои пряники. Если не получит, то сольет игру, скажет, что пошутила. Напишет тем же журналистам опровержение. Словом, там какая-то хитрая договоренность, врубаться в которую Гоше было лень. Это не его игра.

Но что может быть ценного в старом бумажном архиве?

Гоша пожал плечами и пошел работать. Ему-то что? Его дело привести эти файлы в читабельный вид и уехать на встречу с драниками.

Подхватив пару червяков, Гоша плотно сел за работу.

Глава 36. Компромат

Настроившись на скучную и в техническом плане довольно простую работу, Гоша приступил к делу.

Местами буквы были совсем не видны, засвеченные бликами от неудачного фотографирования. Гоша стал разбирать текст. Помимо открыток попадались фото рукописных писем. Все они были написаны одним почерком. Видимо, этот кто-то был важной частью жизни Оксаны, если она решила сфотографировать на память его послания. Письма писал мужчина. В конце он обязательно приписывал: «Обнимаю, целую и вообще». Это «вообще» показалось Гоше симпатичным. Гораздо лучше, чем «целую всю-всю» или «обнимаю крепко-крепко». Подписывался автор всегда одинаково: «Твой В.»

На одном письме внизу стояла дата: март девяносто седьмого года. Казалось бы, всего четверть века прошло, но как изменилась жизнь! Кто сейчас будет марать бумагу, покупать конверт, клеить марку? Любого человека можно найти в интернете и послать ему смайлик или сказать гадость под вымышленным ником.

Гоша вспомнил, как тяжело ему давались школьные сочинения. Выразить мысль словами, не нарываясь на орфографические, стилистические и речевые ошибки, казалось запредельно сложно. Он не мог уложить свои соображения в ровный текст, приходилось звать на помощь маму. Так и писали в четыре руки: он наговаривал свои мысли, мама оформляла их в складный текст. Потом Гоша переписывал и дополнял парой фраз. И обязательно в этих самостоятельных фразах нарывался на какую-то засаду.

А этот мужчина писал довольно лихо. Гоша не заметил, как втянулся, привык к его стилю и уже не столько читал, сколько угадывал слова по первым буквам. Чтобы разбирать чужой почерк, нужно не столько острое зрение, сколько понимание, что хотел сказать его обладатель.

Гоша почувствовал, что вошел в унисон с автором писем. Работа пошла живее. Читать стало не только легче, но и интереснее. Бытовые вопросы – про аренду жилья, про условия лизинга автомобиля, про раздельный мусор – Гоша прочитывал быстро и невнимательно. Это была никому не интересная словесная шелуха. Он искал шутки, которыми мужчина пытался порадовать Оксану. Все они, так или иначе, крутились вокруг американского образа жизни. Неведомый В. обладал отличным чувством юмора. Это был жесткий стеб, сильно выходящий за грань политкорректности. Мужчина писал «негры» и плевался по поводу гей-парада, прикладывал крепким словом небритые ноги феминисток и даже называл бойскаутовские походы плагиатом советской «Зарницы». Гоша внутренне был со многим согласен и проникался симпатией к автору писем.

И вот когда уже почти все письма стали прозрачны, как слеза ребенка, точнее контрастны и читабельны, Гоша выхватил фразу: «У меня новость на миллион! Похоже, я получу место профессора в Гарварде. Учи язык, неловко жене профессора изъясняться пантомимой».

Гоша тихо выдохнул и напрягся. Гарвард стал ему нечужим. И всех, кто, так или иначе, был к нему причастен, Гоша