Монахове память о пережитом: о ненависти к этому человеку и о боли. Теперь же ему предстояло некрупное торжество вроде записи задним числом или подделанной подписи…

– Так ты что же, все это время с ним? – сказал он и не мог скрыть разочарования; взглянул в окно: остановку свою он проехал.

– А ты все еще ревнуешь? – снова засмеялась Ася, и смех ее уже вовсе показался Монахову неживым и бренчащим. Но вопрос поразил своей грубой точностью. Его, как человека, удалившегося по ходу мыслей от первоисточника так далеко, что не видны уже ни цель, ни отправной пункт, а лишь вечная середина, пустыня, удивил столь прямой перелет над этим морем рассудка и прямое называние предмета, ему, за деталями, не различимого…

Монахов промолчал, удивляясь, Ася сказала:

– У нас уже дочь в будущем году в школу пойдет.

– Подумать только, – сказал Монахов, повторяя про себя ее фразу и бессмысленно перемещая по ней слово “уже”, которое спокойно помещалось в любом месте фразы и тем ее окончательно разваливало. – Так ты все-таки умудрилась выйти за него замуж? Мне казалось, он на это никогда не пойдет…

– Что ты! Он умолял меня… – сказала Ася.

– Значит, упросил, – сказал Монахов.

– Да нет, я, в общем, этого и хотела, – сказала она.

– М-да, – сказал Монахов.

– Ну а у тебя, – спросила Ася и опять прицелилась взглядом, – дети есть?

Монахов немножко вздрогнул и задумался.

– Н-нет… – сказал он неуверенно.

Ася усмехнулась.

– Но ты женат?

– Женат, – сказал он, опять подумав. Почему-то, если его все-таки вполне устраивало, что она замужем, то он сам вроде бы должен был быть свободен…

– Значит, ты пропал для женщин, – сказала Ася. – Жаль.

– Как сказать… – Монахов выпрямился, надулся и поелозил в кресле. – Смотря для кого… Для тебя – нет, – наконец сказал он и шумно вздохнул.

– Покраснел! Покраснел! – рассмеялась Ася. – Все такой же ребенок!

– Я жеребенок молодой, заносчивый и гордый… – пропел Монахов.

И они оба рассмеялись и заговорили оживленно, а Монахов опять не смог бы вспомнить – о чем. “Почему это, – мимолетно удивился он, – как только я начинаю вести себя, с моей точки зрения, как раз не по-детски, женщины говорят, что я ребенок?” – и он чуть повернулся седым виском к Асе. Так они смеялись и болтали оживленно, перебивая друг друга и ничего не запоминая; слегка плавали и подпрыгивали расплывшиеся пятна лиц – они уже не стыдились автобуса: как бы плавали над всеми в состоянии невесомости.

– Нам выходить, – вдруг сказала Ася.

“Нам…” – подумал Монахов.

Они сошли на Островах… По обе стороны улицы, свободные, без решеток, стояли старые деревья, почти нагие, где-то за ними маячил обветшалый желтый особнячок – они шли по улице, улица изгибалась, соединяя мост с другим мостом. И Ася спросила:

– Ну и какая она, твоя жена?

– Как какая?.. – несколько оторопел Монахов.

– Красивая?..

– Да, наверно, – неохотно ответил Монахов.

– На меня похожа? – сказала Ася и состроила гримаску. Гримаска ей не пошла.

Монахов от гримаски отвернулся, подумал, что ответить, стал вспоминать, какая же она, его жена, в двух словах, и вдруг оживился от внезапного открытия, которое раньше никогда ему на ум не приходило.

– Представляешь, – сказал он звонко, – как странно… Полная тебе противоположность. Как будто специально подобрал, – рассмеялся он и спохватился: – Представь себе женщину, столь же красивую, как ты, – сказал он дипломатично, – но полностью тебе противоположную: ростом, и полнотой, и голосом, и мастью…

– Получается что-то очень большое? – сказала Ася, и на этот раз интонация очень удалась ей, и Монахов рассмеялся и тут вдруг вспомнил Асю всю, какую любил: ей и раньше, бывало, удавались такие фразы. Он вдруг вспомнил Асину близость – желание, почти тоскливое по силе, поднялось в нем.

– И темперамент, – подавленно добавил он, опять удивившись, что противоположным было все, даже постель, и что-то тут было не просто так и недаром. “Как же все-таки все необходимо связано, чтобы быть цельным… – подумал он. – Чтобы не рассыпаться”.

– И живете вы, конечно, с твоей мамой? – Тут Монахов опять вспомнил всю Асю: так она сказала “м-ма-мой”, – эту Асю он в свое время боялся и, кажется, даже не любил, но хотел еще больше, чем Асю любимую.

– Это чувство, я вижу, в тебе не ослабло с годами, – сказал он.

– О да!.. – сказала Ася. – И как она с ней ладит?

Монахов отметил это “она с ней” как нежелание назвать ни ту, ни другую, уловив в этом и в тоне некую ревность, что ему опять польстило.

– Очень хорошо, – сказал он убежденно, хотя у него не было на это оснований, и покосился на Асю: как она это воспримет.

Ася же отнеслась к этому необычайно равнодушно и, казалось, думала о другом.

– Значит, у тебя нельзя, – сказала она.

Монахов задохнулся.

Ася взглянула на него и расхохоталась.

– Ты все такой же!

Монахов не вполне внятно развел руками.

Они дошли до красной кирхи, и Ася остановилась.

– Дальше меня не провожай.

– Что так? – обиделся Монахов.

– Просто меня там на остановке ждут. – Она взглянула в нелепое лицо Монахова и счастливо рассмеялась. – Ну да, ждут.

– Муж?

– Нет, жених.

– Слушай, – сказал Монахов, – и ты не устала еще? Ты опять собираешься замуж?

– Что поделать… – искренне вздохнула Ася.

– Сколько же у тебя энергии! – сказал Монахов почти с восхищением.

– Устаю я… – сказала она просто.

– У тебя есть комната, ты хорошо зарабатываешь… Отдохнула бы хоть…

– Ох, с удовольствием! – Ася устало улыбнулась и подмигнула Монахову. Подмигивание ей снова не удалось – Монахов почувствовал себя неловко.

– Хороший хоть парень? – спросил он.

– Хочешь посмотреть? – сказала Ася. – Я пройду вперед. А ты потом за мной, как бы невзначай. Вечером расскажешь, как он тебе понравился. Хочешь? – оживленно и настойчиво спрашивала Ася.

– Давай, – сказал Монахов. Это “вечером расскажешь” очень ободрило его. Он прямо-таки не ожидал такой легкости.

Ася ушла вперед. Он выждал и последовал за ней. Подойдя к остановке автобуса, Ася подкралась к высокому человеку, стоявшему в конце очереди, и, подпрыгнув, обхватила его со спины, повисла. Монахов услышал рассыпавшийся ее смех, то, как она наскочила и обняла незнакомца, было в точности знакомо ему и ни капли не изменилось. Она, маленькая, привстала на цыпочки, он, длинный, наклонился и подставил ей щеку, и они заговорили оживленно, не выпуская рук. Монахов почувствовал странное смещение в мозгу, до того он вспомнил себя сейчас этим вот длинным человеком. “Кто он? Кто Ася? Кто я?” – странно подумал он и поглядел на них как-то косясь, бочком, слегка склонив голову набок, как курица поглядел. В голове