– Под Ербентом, – перебил Аннамет, – появился отряд Ашира Таганова…

– Радуйся, Аннамет! – оскалился Эшши-хан. – На ловца и зверь бежит… Вот и исполнишь волю Джунаид-хана, – Эшши-хан подмигнул Куррееву: дескать, помолчи пока.

– Но я слышал, что он ушел от красных, – недоуменно пожал плечами Аннамет. – Считай, Ашир Таганов с нами?

– Вон у Нуры спроси, такую же новость привез. Однако не верю я Аширу… Его отец самому Джунаид-хану не повинился… Правда, расплатился за то дорогой ценой. Таган ослушался моего отца в те-то золотые времена, не пожелал встать под наше знамя. И с чего эго Ашир, который покрасней своего отца, вдруг сбежал от большевиков?.. Не с начинкой ли тесто?..

– Тебе, Эшши, пора уже к Ташаузу двигаться, – Курреев проводил глазами Аннамета и нукеров, вышедших за дверь. – Прежде чем определишь место для лагеря, встретишься с одним человеком. Все его приказы – закон! Пароль: «Вам глубокий поклон от Черного ангела». Отзыв: «Да, мы живем в такой лживый век, когда пречистые ангелы давно превратились в черных». Он сам найдет тебя.

Эшши-хан, будто спросонья, скользнул глазами по лицу Курреева: «Ах, это ты, сын Ишачка… Ты еще не убрался?..» – и тут же живо проговорил:

– Передай Мадеру, я исполню все так, как он велел. Будет доволен. Он еще услышит обо мне!

Ханский сын лишь с виду бодрился, а в сердце сидела невеселая думка: «Как не повезло от самой афганской границы, так и по сей день. Как заклятие… Тут еще этот Курре, то бишь его сын на мою голову. О Аллах, не взыщи с нас, если мы забыли или погрешили. Ты – наш владыка, помоги же нам против народа неверного!.. Этого осла вокруг пальца обвести – раз плюнуть. Дал я ему кое-какие завалящие имена, адреса, старые-престарые… Я и сам не решусь на них сейчас выйти. А надежные Мадеру сам передам… И пусть этот осел убирается хоть к самому шайтану!.. Черный ангел… Где я слышал о нем?.. Как там, в Ташаузе? Неужто людей не соберу? Неужто никто не пойдет? Не вещ ли сон отцовский?»

Спустя некоторое время Эшши-хан, встретившись с Мадером, выльет ему всю обиду за унижение и позор, испытанные им на колодце Коймат: его, хана, сына самого хивинского владыки, сделать мальчиком на побегушках у какого-то безродного голодранца… Как в той известной притче, когда кочевник, лежавший на смертном одре, призвал к себе самого испытанного старого верблюда, спросил: не обижен ли чем? «Я всем доволен, мой господин, – ответил верблюд. – Ты меня кормил и поил, не бил, и я старался исправно исполнять свои нелегкие верблюжьи обязанности. Я всегда был вожаком в стаде, ни разу не терял поклажи и с караваном никогда не застревал в пути. Ты, господин, хороший человек… Но одного тебе простить не могу… Всякий раз, когда мы отправлялись караваном в дальний путь, ты, умный и мудрый человек, привязывал меня, своего самого сильного верблюда, к хвосту облезлого ишака. И я шел позади него, ведомым. Что может быть оскорбительнее этого?!»

Мадер от души смеялся, долго и заразительно, снял с переносицы пенсне – протереть платочком выступившие на глазах слезы.

– Полноте, мой эфенди, – протянул он. – Я сам барон и понимаю ваши уязвленные чувства аристократа… У меня, кроме Курреева, никого под рукой не оказалось, а он знает в Каракумах каждый колодец… Законы разведки таковы, что даже курьер из Центра порой может пользоваться неограниченными правами. Это не потому, что мы не доверяем агентам на местах. Нет, посланец из Центра хорошо знает, что в данный момент требуется, что хочет начальство. Но вы, мой эфенди, тоже… хороши. Встретились с Кейли, затем с Лоуренсом – и молчок. Не таким был наш уговор. Хуже того, на условленную встречу не явились, ускакали с коробом новостей за границу. Кому они там понадобятся? Разве только товарищам чекистам? Вот мы и послали вам вдогонку, чтобы напомнить о ваших обязанностях… Мы ведь могли подумать о вас дурное… Вас это не смущает, мой эфенди?

В словах эмиссара Эшши-хан почувствовал плохо скрытую угрозу – немцы не простят ему бесчестной игры. Так что хану придется простому капитану послужить. Долго еще распинался Эшши-хан, пытаясь убедить Мадера в том, что он действительно очень торопился в Каракумы: поджимал срок выступления, установленный на кабульском маслахате – совете.

Германский эмиссар, вполуха слушая Эшши-хана, был больше занят собой… Что ж, неспроста он наделил Курреева полномочиями резидента: нового агента в деле испытал, узнал, чего тот стоит, да и ханского сынка за своевольничанье проучил. Мадер самодовольно улыбался своим мыслям.

В результате сочетания партийно-советской работы, чекистской и войсковой на Краснозаводском бое[вом] участке 23 июня [1931 года] имеем следующую обстановку. Восстановлена нормальная работа на предприятиях и промыслах района, в басмаческих бандах началось разложение, усилилась откочевка скотоводов из песков в культурную полосу, условия для работы районных и аульных организаций стали нормальные, предоставляются большие возможности для работы среди скотоводов в песках и для развертывания дальнейшего социалистического ведения скотоводческого хозяйства…

…Основная масса скотоводов остается в песках, терроризируемая басмачами и байством, возможная угроза срыва нормальной советской работы на колодцах, в песках басмаческим движением (остается). Борьба не окончена, не исключено применение оперативно-войсковых мероприятий…

Из приказа командования Красноводского

боевого участка о результатах проведенных

мероприятий по борьбе с басмачеством

и повышении боевой готовности

Большевики Туркменистана под руководством республиканской партийной организации предпринимали деятельные шаги по разложению и распропагандированию басмачей, скрывавшихся в Каракумах. К примеру, одной из групп, возглавляемой А. Бегенчевым, уроженцем Геок-Тепинского района, удалось внедриться в басмаческий отряд Дурды-бая, одного из приспешников Джунаид-хана, успешно организовать там пропагандистскую работу и убедить всех обманутых людей сдаться советской власти.

Отдельные басмаческие группы, а также мирные скотоводы и дайхане, обманутые своими родовыми вождями, скитаясь в Каракумах, все глубже понимали бессмысленность своего образа жизни. Многие из них благодаря воздействию на них местных активистов осознавали свое заблуждение, бесперспективность борьбы с Советами, добровольно сдавались властям, возвращались к честному труду, в свои родные аулы и оазисы.

Архивная справка

С весны тридцать первого года по особому заданию советских контрразведывательных органов в Каракумах стал действовать отряд «Свободные туркмены», создание которого подсказала сама жизнь. Окончательное его формирование поручили Аширу Таганову.

В республиканском ГПУ не одобрили идею Стерлигова, предложившего назначить командиром отряда бывшего контрабандиста, человека, не внушавшего доверия, что усложнило бы выполнение задания. Таганов же подходил во всех отношениях: опытный чекист, смелый и инициативный, находчивый, в меру хладнокровный.