– Не волнуйтесь, Мэнни их раздобудет.

– А нам что делать?

– Нам? – удивился я.

– Ну, так говорят, – поправилась она. – Что вы собираетесь предпринять?

– Есть выбор: то ли обо всем забыть, то ли вернуться к Пушечному рифу и постараться выяснить, что лежит в пяти ящиках полковника Гудчайлда.

– Понадобится снаряжение.

– Может, похуже, чем у Мэнни Резника, но все необходимое у меня будет.

– А деньги? Или это бестактный вопрос?

– Ответ тот же. Того, что наскребу, хватит.

– Голубая вода, белый песок, – мечтательно вздохнула она.

– Пассаты играют листьями пальм…

– Прекратите, Гарри.

– Аппетитный лангуст поджаривается на решетке над угольями, а я пою для вас среди первозданной природы, – безжалостно продолжал я.

– Это свинство.

– Останетесь здесь, никогда не узнаете, были там грязные носки или нет, – не отступал я.

– Вы мне напишете, – взмолилась она.

– Ни за что.

– Придется лететь с вами.

– Умница.

Я сжал ее плечо.

– Только за себя плачу сама, идти в содержанки не собираюсь. – Она догадалась, как туго у меня с финансами.

– Готов уважать ваши принципы. – Я порадовался за свой бумажник. Оставшихся в нем денег едва хватало снарядить экспедицию к Пушечному рифу.

Решение было принято, нам многое предстояло обсудить. За разговорами вечер промелькнул незаметно, и хозяин заведения объявил, что бар закрывается.

– Ночью на улицах опасно, – предупредил я Шерри. – Думаю, рисковать не стоит. Наверху у меня удобный номер, с прекрасным видом…

– Угомонитесь, Флетчер. – Она встала из-за стола. – Лучше проводите меня домой, а то я дяде пожалуюсь.

По пути мы договорились встретиться на следующий день в полдень. Утром меня ждала масса дел, включая заказ авиабилетов, а Шерри собиралась продлить паспорт и забрать фотокопии изображений «Утренней зари».

Прощаясь у двери в квартиру, мы неожиданно смутились – ни дать ни взять пара подростков былых времен на первом свидании. Я чуть не рассмеялся – так старомодно и сентиментально все выглядело. Но разве не этого нам порой не хватает?

– Спокойной ночи, Гарри, – сказала она и с древним как мир женским искусством непостижимым образом дала понять, что не против, если я ее поцелую.

Губы у нее были мягкие и теплые, и я долго не мог от них оторваться.

– Господи, – хрипловато прошептала она, отстраняясь.

– Вы точно не передумали? Прекрасный номер – горячая и холодная вода, ковры на полу, телевизор…

Шерри неуверенно засмеялась и ласково меня оттолкнула.

– Спокойной ночи, милый, – повторила она и скрылась за дверью.

Я нехотя побрел в гостиницу. Ветер стих, в воздухе стоял запах сырости, поднимавшийся с поверхности реки. Улица опустела, лишь до самого угла тянулась вереница автомобилей, припаркованных бампер к бамперу у обочины.

Медленным шагом я шел по тротуару, не торопясь улечься в постель и подумывая, не прогуляться ли до набережной. Руки согрелись в глубоких карманах полупальто, мысли о Шерри грели душу и сердце, я чувствовал себя спокойным и счастливым. Эта женщина давала пищу для размышлений. Многое в ней оставалось неясным или непонятным, но была надежда, что впереди не ночь, не неделя и не месяц и что чувства наши не угаснут со временем, а, наоборот, станут еще сильнее.

– Гарри! – неожиданно окликнул меня незнакомый мужской голос.

Я инстинктивно обернулся и тут же понял свою ошибку.

Неизвестный находился на заднем сиденье одного из припаркованных автомобилей – черного «ровера». Сквозь опущенное окно в темноте салона расплывчатым пятном белело лицо.

Времени вытащить из карманов руки не оставалось. Я попытался повернуться в сторону, откуда ждал нападения, и пригнулся. Что-то просвистело над ухом – от удара онемело плечо. Локтями я с размаху саданул нападавшего. За спиной послышался стон. Руки высвободились, я встал лицом к противнику и тут же отпрыгнул, помня о налитой свинцом дубинке.

В ночи маячили зловещие темные силуэты – четверо, не считая оставшегося в машине. Один снова занес дубинку. Я ударил его ладонью под подбородок – что-то хрустнуло, и громила рухнул на тротуар, возможно, со сломанной шеей.

Второй попытался пнуть меня коленом в пах; я подставил бедро и вложил движущую силу разворота в контрудар, отбросивший его назад. В то же мгновение третий перехватил мою руку и кулаком рассек щеку под глазом. Еще один прыгнул на спину, стараясь придушить, но я отчаянно сопротивлялся. Сцепившись, мы топтались на тротуаре.

– Держите, чтоб не дергался, – раздался низкий раздраженный голос. – Сейчас успокою.

– А мы что, по-твоему, делаем, черт бы его побрал? – пропыхтели в ответ, прижимая меня к «роверу».

Человек с дубинкой пришел в себя и стоял рядом. Видя, что он размахнулся, я мотнул головой, и удар пришелся в висок. Отключить он меня не отключил, но боевой дух вышиб начисто – слабый, как ребенок, я не держался на ногах.

– Готов, тащите в машину.

Меня затолкали на заднее сиденье, двое развалились по бокам, хлопнули двери, и «ровер» тронулся, набирая скорость.

Голова с одной стороны онемела и распухла, но в мозгу прояснилось. Впереди сидели трое, и два человека – сзади, вместе со мной. Все тяжело дышали, а один, рядом с водителем, массировал шею и челюсть. Тот, что справа, принялся меня обыскивать, обдавая запахом чеснока.

– Позволь сообщить, что во рту у тебя кто-то помер, и давно, – обратился я к нему, едва ворочая языком и мучаясь от головной боли, но, к сожалению, зря. Никак не реагируя, он упрямо продолжал искать оружие, пока не убедился, что его нет. Пришлось приводить одежду в порядок.

Следующие пять минут мы ехали вдоль реки на восток. Бандиты отдышались и сами себе оказали первую помощь. Водитель наконец заговорил:

– Слушай, Мэнни хочет с тобой потолковать, но предупредил, что ему это не так важно. Больше из любопытства. Еще сказал, если будешь артачиться, можно тебя порешить, да и скинуть в реку.

– Симпатяга Мэнни…

– Заткнись! – рявкнул водитель. – Будешь хорошо себя вести – еще поживешь. Слыхал я, ты был когда-то не промах, Гарри. С тех пор как Лорна вернулась с острова, мы тебя поджидали. Но кто бы подумал, что ты станешь маршировать по Керзон-стрит, как духовой оркестр на параде? Мэнни поверить не мог. Так и сказал: «Если это Гарри, значит, совсем рехнулся». Огорчил ты его. Он так и сказал: «Как пали сильные! Не возвещайте о том на улицах Аскалона».[2]